Страница 17 из 50
Черлидерша смотрит на изображение Марка. Оно сделано весной, на фоне цветущего кустарника, он был чуть загорелый, в шляпе и гавайской рубашке, его мокрые от пота волосы прилипли к вискам. Он безмятежно улыбался, а его взгляд был обращен куда-то в сторону. Я даже знала, куда: на меня. Я стояла в сторонке, как всегда, в закрытой одежде и в такой же, как у него, шляпке. На мне были солнечные очки, подчеркивающие белизну кожи.
Сзади черлидерши висело изображение нас с Марком. Я была зачеркнута. Она считала, что я недостойна его, что мне целой жизни не хватит, чтобы полюбить его так, как любит она. Она любила каждый его сантиметр, каждое его слово, каждый его шаг и след. Она внимала каждому его слову, даже если он молол чушь. Она любила даже его любовь ко мне. И она хотела разлучить нас любой ценой. Впрочем, сейчас она поняла: не любой. Она не хотела, чтобы кто-нибудь из нас умирал.
- Не надо. Сопротивляйся.
Снова дождь. Снова лежим в комнате, по стеклам стучат капли дождя. Небо тоскливо-серое, на руках порезы. Плеер на двоих, Дэвид Боуи. Мы лежим друг напротив друга, закрыв глаза. Кажется, мы одни в этом мире, две неприкаянные души. Родителям на нас плевать, учителя считают пропащими, знакомые надменными. Даже черлидерша любит не Марка, а лишь его образ. Но даже так, всё равно она лучше меня, потому что она хоть что-то чувствует. А я пытаюсь найти в себе хоть обрывки любви и сожаления, но их нет, есть лишь звенящая пустота. Я кукла, засранка, пропащая девка. Мне чувства неведомы, люди - лишь образы на пути. Мир - хрустальный шар, а чувства - лишь игра, как в театре. Я жалкая дворняжка, мой хвост давно ободран, а язвы не заживают. Но люди видят несчастную мордашку и уже готовы пожалеть. Я кусаю руку, кормящую меня. Мне любовь неведома, мне любви не надо. Просто дайте мне сгнить.
Я чувствую, как кто-то обнимает меня сзади. Это не мужчина. Это женщина. Я срываюсь и плачу. Я чувствую от неё материнскую любовь, которую я никогда не получала. любовь нежную, обволакивающую и успокаивающую. О, за такую любовь я готова рвать и метать.
- Ты не одна. Ты с нами. Навеки наша, неприкаянная, странная, израненная. Мы вытрем твои слёзы и залатаем твои трещины.
- Мама... - выпалила я и сама же осеклась.
- Я Мама, ты права. А ты Кошка.
- Кошка?
- Кошка, Которая Гуляет Сама По Себе. Это про тебя. У тебя никогда не будет хозяина, ты беспризорница, любовь для тебя лишь глупость. Когти её ранят тебя и убивают с каждым разом.
- Я всегда считала это неправильным. Что я не такая. Я полосовала себя, чтобы хоть что-то почувствовать. А временами казалось, будто я давно мертва.
- Тот, кто любит тебя - чаша, переполненная влагой жизни. Он воспевает её, он влюблен в неё. Потому ты его и влечешь, потому что ты - противоположность твоей жизни. В тайне он Целитель, что хочет лечить больные души.
- Да, любовь к жизни - это про Марка. Он всегда радуется мелочам. Например, дождю или цветущему дереву.
- Вы разрушаете друг друга, но вы связанны одной цепью. Любовь впивается в вас своими шипами подобно розе. Но вы не можете отстать друг это друга. Я это называю разрушительной любовью.
Мы танцевали в свете луны, рассказывали друг другу сказки, пили нектар, дарующий пропуск Туда. Точнее, это делали все остальные, а у меня пока не было права.
Когда тьма начала сходить на нет, помолодевший психотерапевт дал мне свернутую четыре раза бумажку.
- Я ухожу, - сказал он, и я чувствовала: больше мы не увидимся.
- Куда? - спросила я.
- Туда, - сказал он и засмеялся. В его глазах плясали веселые искорки, он задорно улыбался. Теперь мы выглядели ровесниками.
- Это место находится за звездой, выше солнца и ниже луны, - сказал он, - Там находится наш дом.
- Но это какая-то несуразица... -