Страница 14 из 35
Занавес начал подниматься, а я стояла за ним, как перед расстрелом, молясь о том, чтобы ничего плохого не случилось. С чего бы должно случиться? В зале моя сестра и Рэй, меня охраняет Санха, который обещал не глазеть на мои обнажающиеся телеса, а Джело… Джело не знает, кто я. Да только моё внутреннее состояние грозило подвести меня сильнее, чем внешние обстоятельства. И это прокручивание знакомых имен только изводило меня ещё хлеще. Нет, я должна забыть о том, кто я, иначе выступление будет не таким, не настоящим, обычным, а не танцем мужских грез в исполнении Саломеи. Я Саломея, и больше никто. Раз, два, три. Глубокий вдох, и сцена расстелилась передо мной, выводя меня на узкую мерцающую тропу света. Этот мрак за тонкой пленкой слепящих софитов… что в нем? В нём то же, что и всегда: бездна неведомого, которая так манит, тянет, и потому волнует, что в ней может оказаться что угодно. Звуки зурны и дудука, отворяющие врата души в рай ещё с незапамятных времен, вливаются в уши всех присутствующих, и в мои тоже, и голова начинает идти кругом от удовольствия раскрепощения, дарованного вуалью на лице, золотой вуалью, прячущей от клиентов «Золотого клуба». Сначала моё тело погружается в транс свободы, в поочередную власть стихий, которые щедро служат мне опорой и источником для черпания вдохновения. Я будто горю, когда снимаю красный покров, будто парю, когда снимаю серебристый. То огненная страсть, то ледяное бесстрашие, то алмазная твердость гордости переливаются в движениях и моих глазах, постепенно ощущающих власть над положением. И они опускаются к залу, подходя ближе к краю. Мне не хватает чего-то нового, чтобы исполнить то самое надрывное прощание, мне не хватает глотка горечи и терпкого яда разлуки… Глаза за зелеными линзами сразу сталкиваются с округлившимися от восторга и замершими глазами юного мальчишки, подошедшего почти к самой сцене. Джело… в каком полузабытьи ты смотришь на меня, понимая, что это в последний раз! Как пылают твои ясные очи, при этом, кажется, выгорая дотла, обещая, что прощание будет полным, что ты знаешь, что это такое… откуда столько силы в твоём взгляде? Откуда столько молчаливых слов, которые полезли в моё сердце, наполняя его тем самым, необходимым для исчезновения Саломеи эликсиром? Сузив глаза с поволокой, впитавшие в себя неизведанную ранее мудрость любви и безнадежность встречи, я отвела их дальше, переходя, как обычно, к сидящим в первом ряду.
Шэйк снова здесь. Как ему нравится смотреть на истинную женственность! С ним за столиком какие-то ещё мужчины, но я не смотрю на них. Всего два-три взгляда, обычно бросаемых мною на двух-трех посетителей. Каждый задерживается секунд на десять, не дольше, чтобы ввести их в исступление, возбудить и помрачить разум. Сонмин… ты всё-таки пришел? Его взор, как лесной пожар. Похоже, что он губит внутри него всё. В этом поклоннике можно не сомневаться: он околдован, зачарован и повержен к ногам Саломеи. Он даже забывает как дышать, когда любуется её танцем. Я снисхожу и танцую перед ним, глядя на него, секунд пятнадцать. Пусть запомнит навсегда то, что не смог получить, что не получит никто… Саломея потому сказка и мечта, что для неё самой стать чьей-то – лишь мечта. Она не любит, не любила, и мучима до боли тем, что может никогда никого не полюбить, но она ждала, ждет кого-то, с кем, видимо, сегодня и прощается. Её принц не явился. Он не сделал её жизнь волшебством, поэтому волшебная девочка должна вернуться в мир выдумки из реальности, раствориться…
Хисуи! Я едва не ахнула вслух, упершись в него глазами. В его опасные и коварные глаза. Я даже отступила на шаг, едва не запутавшись в одной из отброшенных тканей. Быстро собравшись, я переборола страх, но выдала себя перед ним тем, что от испуга отвела взор моментально. Его лукавые глаза с чертовщиной лишь успели скользнуть по моим, и тут же потеряли их. Я отвернулась. Чутьё мне подсказало, что он зашевелился на стуле, подумал, что это как-то странно. Ведь он сидел на одном из тех мест, для которых я обычно танцевала. Но я не могу смотреть на него… не могу, потому что боюсь. Он здесь, а, значит, и попытки украсть Саломею тоже имеются. Не просто так же он пришел? Выступление подходило к концу и я, что есть силы, стараясь не торопиться, повернулась к залу спиной и пошла прочь, зная, что сейчас должен погаснуть свет, опустится занавес и всё кончится. В последний раз. Навсегда. Но тишина и напряжение, возросшее до предела в каждом мужчине, сидящем в ресторане, так давили на мои плечи, что я словно уносила на них крышу этого здания, а то и что-то большее – тягости грехов всего бренного мира? Что будет? Что произойдет? Я рухну в пропасть? В меня выстрелят? На меня накинут аркан? Почему я иду, и всё спокойно? Неужели всё обойдется? Неужели вся суета и все эти игры и слухи о похищении Саломеи – пустой звук?
Свет померк, и я погрузилась в полную черноту. Нужно спешить в гримерную, чтобы скорее разделаться с раздеванием и, сняв макияж, спешить домой. Но в этот момент, с тихим шорохом и шуршащим грубым звуком неровности, катящейся по полу, по деревянному настилу сцены что-то задребезжало, догоняя мои ноги и я, сдержав чуть не ставший позорным писк, отпрыгнула в сторону, когда моей босой ступни что-то коснулось. Отскочив до заднего занавеса, я затаилась, не зная, что это было? Переждав, когда передний занавес опустится – это я определила по звуку, - я приоткрыла дверь в закулисье и зажгла в узком коридоре-переходе свет, чтобы он упал на опустевшую сцену. Широкая желтая лента легла на полированные доски, и я увидела что-то скомканное и поблескивающее. Приказав себе не нервничать, я подкралась к предмету и, ожидая чего угодно, от взрывчатки до свернувшейся клубком змеи, с облегчением обнаружила нечто вроде горстки страз, к которым была прикреплена бумажка. Схватив это, я буквально убежала оттуда, всё ещё волнуясь, что кто-нибудь запрыгнет на сцену и ринется за Саломеей.
Закрыв дверь, я занырнула в комнату, где переодевалась, и, успокоенная ярким светом и затворенным замком, развернула лист, оказавшийся запиской. «Стань моей, и я брошу тебе под ноги весь мир. Если согласна – продолжай танцевать». Остолбенев над посланием, я посмотрела внимательнее на то, что лежало в моих руках под ним. Это была не горстка страз. Невозможно было не узнать то, что я тщательно изучала, вникая и расследуя; на моих ладонях грелось одно из самых дорогих похищенных ожерелий, и украдено оно было тем загадочным вором, который свёл меня с ума. По-хорошему, это можно было даже назвать влюбленностью, потому что я часто не могла думать ни о ком, кроме него, ни о чём, кроме его поступка. А, как известно, безумие и любовь – для медицины диагнозы равные.
Не торопясь уже сорвать с себя остатки маскарадного костюма, я бросилась на выход, желая позвать Сэй, но у меня зазвонил мобильный. Это была Айли.
- У тебя всё хорошо? Ты на месте и в порядке? – наспех поинтересовалась она.
- Да, меня никто не спер, можете идти с Рэй домой, только… вспомните хорошенько всё, что видели в зале! Особенно в тот момент, когда потушили свет.
- Когда потушили свет, не было видно даже собственного носа, - хохотнула сестра. – А незадолго перед выступлением Рэй попрепиралась с Шэйком! Он пристал к ней, зачем коп пришел в такое заведение, и поставил нас в немного неловкую ситуацию, рассуждая о том, что тут делают женщины? А ты почему взволнованная, что такое?
- Да кое-что всё-таки приключилось. Пожалуйста, поглядите там внимательнее на всех, особенно на мужчин из первого ряда, ладно? – Она пообещала исполнить мои просьбы и я всё же высунулась в коридор, прокричав: - Сэй! Сэй?!
Спустя несколько секунд подруга появилась. Осторожно ступая на шпильках, она с удивлением приближалась, не понимая, что заставило меня остаться здесь так надолго, ведь обычно я тут же, как только залезу в свою одежду, бегу к тайной двери возле подсобки в тупике, показанной мне ею же, отодвигаю там коробки, открываю люк и, по лестнице вниз, прямо, минут пять по кривым переулкам подвала, достигаю соседнего квартала, где выбираюсь неподалеку от дома.
- Что такое, Мэя?
- Позови сюда Санха! – предвосхищая её недоразумение, я всплеснула руками. – Да, опять! И сама приходи, тут сотворилось что-то необычное…
Ожидание на этот раз показалось тяжелее. Пока они шли, я разглядывала тонкое ювелирное украшение, вес которому предавали ноли в цене. Бриллианты, настоящие. Черт! Кто-то очень здорово оценил Саломею. Но кто? Ожерелье полетело по сцене после выключения света спустя считанные мгновения… это был кто-то из-за первых столиков. И я даже молниеносно сократила варианты до трех: Шэйк, Сонмин, Хисуи. Да что там думать – это Хисуи! Кто ещё мог быть вором? Я давно заподозрила его, ещё даже не зная. Но как же доказать, что это кинул он? Проклятье! Надо добыть ордер на обыск его квартиры, но как?
- Что-то ваше высочество раскапризничались, - вальяжной походкой вошел Санха, но убрал улыбку с лица, когда увидел мою угрюмость. За ним шла Сэй. – Что такое? Я не смотрел на тебя, как ты и просила.
- Кто швырнул это на сцену? – поднялась я, поднимая и руку с ожерельем.
- Что это? – приподнял одну бровь парень.
- Одна из пропаж, которую кто-то стыбрил из ювелирного. Стоит сотню тысяч долларов.
- Ого! – присвистнув, Санха с большим уважением покосился на мою ношу. Я испепеляла его взглядом. – И откуда она здесь? Что значит «швырнул на сцену»?
- То и значит! Когда погас свет, через секунд двадцать-тридцать, за мной под занавес скользнула вот эта штучка. И ты должен мне сказать, кто это сделал?
- Да как же я это могу знать, когда ты велела мне отвернуться? – скрестил руки на груди Санха и украсился кривой усмешкой. – Госпожа Саломея, определитесь, что мне нужно делать?
- Тебе следует знать, кто из ваших постояльцев вор, обчистивший хорошенько кучу богатых мест Сеула!
- Слушай, Мэя, даже если бы я смотрел, когда погасили свет – там выколи глаз. Всё устроено по твоему заказу, так что получай, за что боролась. Выяснить, кто кинул ожерелье невозможно. – Санха глазами попросил поддержки у Сэй. Та кивнула. – Что касается постояльцев, то я тебе это без следствия скажу: тут каждый второй жулик.
- Вот как? А ты пытался мне доказать, что вы тут порядочные люди, с порядочным клубом!
- Я? – издевательски ткнул он себе пальцем в грудь. – Никогда такого не говорил.
- Какой же ты!.. – прищурившись, я подошла к нему ближе. – А, может, это ты сам сделал?
- Ну, разумеется, – ярко и отвлекая меня от серьёзных мыслей, заулыбался Санха. Его улыбка уводила меня куда-то к шелковым простыням, кожаным диванам, опускающемуся на пол нижнему белью и сигаретному дыму после секса.
- А что? Ты стоял ближе всех, кажется, хоть и спиной. Кто докажет, что ты не грабитель?
- Мэя, ты что? – вступилась Сэй. – Санха самый надежный и заслуживающий доверия человек!
Я, едва не рыча от бессильной злобы, выдохнула, плюхнувшись на стул. Только сейчас я поняла, что не говорю им ничего о записке. Она прикипела ко мне, спрятанная за пазуху, тут же стала слишком личной, слишком… похожей на мираж, который я боялась растворить в поднявшемся переполохе. То обещание всего мира к моим ногам… всё это так напоминало несбыточную мечту о принце, который всё же перевернет мою жизнь с ног на голову и пробудит во мне любовь. Но я не Саломея, а Мэя, полицейский, который должен найти и сдать негодяя, устроившего мини-шоу для одного зрителя. Я должна вычислить и арестовать грабителя, а не тешить самолюбие тем, что кто-то ради выдуманного мною образа совершает противозакония.
- А Джело? Я хочу поговорить с ним, – оживилась я. Мальчишка же тоже был там! Он мог заметить что-либо.
- Он ушел сразу же после окончания, – пожал плечами Санха.
- Куда? В гостиницу? – указала я вверх пальцем, но получила отрицательный ответ.
- Нет, но я не знаю, куда.
- Он ушел один? – опомнилась я, подумав о Хисуи. – Или с тем, о ком ты знаешь, Санха, что он тоже может быть причастен и, скорее всего, он это всё и сделал.
- Нет, этот человек ещё в ресторане. Хочешь, иди, пообщайся, – подловил меня на трусости этот наглый брюнет, явно зная всё о гипнозе, обо всем, что знаю я, и ещё о чем-то большем.
Я почувствовала такую усталость, что решительно готова была отказаться даже подняться с места. А ведь ещё предстоял путь домой. Что же делать? От Санха я ничего не добьюсь, а сейчас в голове такой сумбур, да и надо поговорить с сестрой и Рэй. Что они скажут? А потом, как-нибудь, поищу Джело. Вдруг он более глазастый, чем этот волк-обольститель? Я аккуратно разложила на коленях ожерелье, а про себя цитировала записку, бегущей строкой. Если согласна – продолжай танцевать. Продолжать, чтобы ради меня совершали преступления, засыпали драгоценностями, восторгами и, возможно, узнать, кто это делает? Или отдать украшение в полицию, а они сами найдут, кто вор? Покончить с иллюзорной жизнью восточной красавицы или оставить себе её ещё ненадолго? Нет, это глупо. Это какое-то детство, которое призывает поиграть в переодевания, погони и таинственных незнакомцев. А я взрослый человек, у которого теперь есть бойфренд.
- Сэй, отнеси это завтра в наш участок, – подала я ей оправленные в платину бриллианты. – Скажешь, что подбросили на сцену после того, как Саломея ушла.
К счастью, подруга и Айли ждали меня у нас вдвоем. Я смогла выговориться и облегчить душу, а вот они, как и все в тот миг, наверное, ничего не видели и не смогли дать мне за что зацепиться. Да и к чему зацепки? Я знала, что это Хисуи, и мне нужны были улики, а не подозреваемые. С другой стороны, он дал мне ясно понять, что если я очарую его, то он выдаст мне всё на свете. Сунуться в его логово я не рискну, разве что под угрозой своей жизни, или жизни моих близких, до чего, надеюсь, не дойдет. Но, если его записка – правда, то, как Саломея, я его очаровала, и он обязан мне выдать всё. Ткнуть ему его запиской? Если бы было возможно доказательство почерка! Но текст предусмотрительно был набран на компьютере. Ничего не говорящий машинный шрифт.
Я не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок и прокручивая картинки прошедшего вечера, особенно те, которые предстали перед глазами, когда я смотрела со сцены, на этих богатых и балованных мужчин, отвечавших мне на надменность похотью и сладострастием. А ведь завтра нужно было на работу! Какая мука. Если выпью снотворное, то буду с тупой головой с утра. Да и нет у меня подобных таблеток в доме. Лучше попытаться думать о чем-то хорошем… Стук. Я подскочила на кровати, потому что это был стук в окно. Едва ли расслабившаяся, что похищение меня миновало, я тут же вспомнила об этом и запаниковала. Я ведь живу сейчас на первом этаже, да без решеток на окнах! Кто… кто мог стучать?
Спустившись с постели, я пригнулась и, почти на четвереньках, вытащив табельное оружие из тумбочки (какая глупость убирать его далеко! Надо держать такие вещи под подушкой), подкралась к окну. Тихий скребущийся звук повторился. Я встала сбоку от окна, чуть-чуть высунувшись. Приняв это за обман зрения, я тряхнула головой – на улице стоял Джело! Высунувшись смелее, я убедилась, что это он и, видя, как он улыбнулся и помахал рукой, я повернула запор и растворила окно. Если бы парень был не такого высокого роста, ему бы, возможно, не совсем удобно пришлось стучаться ко мне, а так было в самый раз. Сонная и, видимо, всё-таки дремавшая до этого, с растрепанными распущенными волосами и в майке, я, грозная, как ведьма, вытаращилась на ночного гостя.
- Ты что тут делаешь?
- О, я как раз хотел увидеть тебя со свободно лежащими волосами, - впился глазами в мои лохматые локоны Джело.
- Как ты узнал, где я живу? – стараясь распахнуть глаза пошире и не щурить их, я скрестила руки на груди, отложив пистолет подальше. Осознание раздетости пришло, хоть и с задержкой.
- Позвонил по домофонам и поспрашивал, – просто выдал он. – С третьей попытки мне сказали номер квартиры.
- Ты в своём уме? Два часа ночи! – возмутилась я. И тут же вспомнила, что сама хотела его видеть, поговорить с ним. – А в прочем, хорошо, что ты пришел… заходи, я хотела побеседовать.
- Нет! Это ты выходи, – отступил на шаг Джело, поманив меня.
- Куда? Зачем? – Я обернулась через плечо, убеждаясь, что в комнатах царит тишина и Айли спит. – Куда я пойду с тобой? Не проще ли зайти ко мне?
- Нет, я не хочу сидеть в четырех стенах. Пошли, прогуляемся, – Джело сделал ещё шаг назад.
- Какой прогуляемся?! Мне завтра на работу! – мальчишка продолжал медленно отступать спиной, глядя на меня. – Да постой ты! Дай хотя бы накинуть что-нибудь…
- Я дам тебе свой джемпер, - потряс его за грудки юноша, не останавливаясь. – Выпрыгивай через окно. Так быстрее.
- Через окно?! – округлились, наконец, мои глаза.
- Я ухожу… - хитро и коварно расплылся он, разворачиваясь и делая большущий шаг своими длиннющими ногами.
- Стой! Подожди же ты! – отчаявшись, не до конца взбодрившись, я забралась на подоконник и, не соображая, видимо, что спала в одних трусах-шортах и майке, спрыгнула, в чем была, на землю, окунувшись в приятно влажную июньскую ночь. На ногах были тапочки. – Паршивец, на что ты меня толкаешь?
Не обманув, Джело стянул с себя джемпер и, вернувшись, накинул мне его на плечи, оставшись в одной футболке. Его одежда оказалась мне ниже бедер – так хорошо закрывала всю мою обнаженность. Я просунула руки в рукава, начав заплетать волосы, чтобы хоть как-то привести себя в порядок.
- Оставь, – поднял руку Джело, – тебе так хорошо.
- Ладно, шутки в сторону. Ещё раз: что ты тут делаешь и зачем пришел? – я посмотрела на вечный скейт, прицепленный к потертому ремешку и, как гитара, перекинутый за спину и побеспокоенный, когда снимался джемпер.
- Ну… я в плохом настроении ушел из «Золотого клуба». Мне было так грустно, так печально, так тоскливо… я пошел бродить. Ходил, ходил, долго ходил. Много думал. Вспомнил о тебе, захотелось тебя увидеть и пообщаться.
- Таким вот экстравагантным образом? – мой язык хотел понести следом что-то вроде «а знаешь ли ты, что твой Хисуи всё-таки негодяй и…», и я вспомнила, что ещё не выдала ему себя. А этим, собственно, и собиралась заняться.
- Нормально, – отмахнулся Джело. – Ты каталась когда-нибудь на скейтборде?
- Я? Нет. – ошарашилась я продолжением. Определенно, сегодня он в ударе непредсказуемости.
- Тогда предлагаю попробовать. Предупреждаю, я не каждой это позволяю. Эта досочка мне роднее самого близкого друга, - серьёзно предупредил он и протянул мне руку, – пошли, тут недалеко есть классный спуск. Можно лихо съехать.
- Лихо? Да я даже вряд ли устою на ровном месте! – Его ладошка ждала, растопырившись и я, сопротивляясь словами, но противореча себе действиями, взялась за неё. Джело тут же перекрестил наши пальцы, крепко их сомкнув.
- Лучше начинать со сложного. Так быстрее учатся.
Не веря в происходящее и то, что я в нем участвую, я зачем-то шла за Джело, и с каждым шагом желание брести за ним увеличивалось. Мне всё больше нравилось то, что я вылезла из дома, забыв о том, что за мной вот-вот кто-то придет и украдет, что некто обещает мне неведомые сокровища, что завтра я могу проспать. Я ни на миг не подумала, что Джело может подвергнуть меня опасности или излучать её. Мы добрались до пешей тропки, которая преломлялась разве что не под углом сорок пять градусов. Сеул известен своим перепадом высот, но никогда не думала, что буду пытаться сломать себе на них шею. Парень поставил скейт на асфальт.
- Ставь одну ногу на него. Вторую не поднимай, стой на ней, – указал он мне и начал отходить. – Не двигайся.
- Куда ты?! – обеспокоилась я, видя, как он спускается по дорожке.
- Ловить тебя внизу, куда же ещё? – засмеялся он.
- Что?! Ловить? Эй, мы так не договаривались! – крикнула я и заткнула себе рот, ведь такой поздний час! – Я не хочу лететь отсюда! Я расшибусь!
- Нуна, ты трусишь? – всё дальше был голос Джело. – Давай же. Я не верю, что ты не умеешь держать равновесие! Тут всего-то метра три! Ты доедешь до меня, я и моргнуть не успею!
- Я не доеду, а долечу! Повторяю это. – Я смотрела на горку и не верила, что решусь оттолкнуться и поехать. Хотя было достаточно светло, ровно, и все остальные обстоятельства, кроме крутости подъема, были за. – И… ты уж, не моргай, пожалуйста! Если ты закроешь глаза…
- Мэя, я тебя не проморгаю. – Джело встал внизу и распахнул объятия. – Я жду!
- Жди-жди! Я не обещалась сделать это быстро! – бросила ему я и добавила себе под нос. – И вообще не обещала…
- Нуна, нельзя быть такой нерешительной! – подначил он меня, а потом выдал нечто, что добавило мне куда больше храбрости. – Ты говорила, что у тебя не было чувств, что ты не любила и не любишь. Что завидуешь мне. Мэя, но ведь любовь – это тоже риск. Это страшно, Мэя. Если ты живешь, не решаясь даже скатиться с горки, то каким образом ты полюбишь? Представь, что я – это кто-то, кого ты могла бы полюбить. И вот, я стою здесь. Я просто стою и жду тебя, а тебе страшно, и если ты не поднимешь второй ноги, то никогда, слышишь? никогда не изменишь ничего, а только будешь стоять там, наверху, недостижимая для настоящих чувств.
Он облил меня ушатом ледяной правды. Джело стоял там, с разведенными в стороны руками, довольный, но смотрящий на меня с вызовом, и я оттолкнулась. Подняв вторую ногу, я поставила её рядом с первой, и скейтборд тронулся с места, крутя колеса всё быстрее и быстрее, пока резко не понесся, как с обрыва. Завизжав, я зажмурила глаза, чувствуя, как из-под ног уходит твердая основа, но, когда ветер затрепал волосы особенно сильно, ударяя в лицо, я вдруг остановилась, схваченная Джело, обнявшим меня слету и сдернувшим с доски, которую, к тому же, умудрился поймать ногой. Я открыла глаза, перебарывая эмоции и начиная улыбаться так же счастливо, как мальчишка.
- Ну как? – поставил он меня перед собой. Один тапочек остался на доске и слетел с неё, когда она остановилась. Я, придерживаясь за руку Джело, протянула ногу и надела её.
- Это… это было здорово! - признала я, оценив и закивав головой. Взгляд юноши перескочил с меня на улицу и заблуждал по ней без цели и назначения. Я кашлянула в кулак, выпрямляясь и напоминая себе, что только что вела себя, как подросток, непосредственный и беззаботный, и теперь надо бы возвращаться к своему адекватному состоянию. И получить ответы на вопросы. – Джело, ты же не скажешь, что пришел ко мне после полуночи только затем, чтобы спустить меня со склона и проветрить мои кости? Серьёзно, для чего всё это?
- Если честно, то этому, действительно, мало объяснений, - он пожал плечами, наклонился, поднял скейтборд и стал крепить его себе за спину снова. – Я был на выступлении Саломеи… на её последнем выступлении. Я подошел поближе и вот, в один миг, она посмотрела мне в глаза. У неё было такое выражение… такое одинокое, такое… не скажу, что несчастное, нет. Она… она гасла, Мэя! Это глупо звучит, но я не нахожу других подходящих слов. Она станцевала свой последний танец, поистине, как в последний раз. Это было нечто! Она не хотела прекращать это и уходить, но уходила… в этот миг она стала так близка мне, как никогда! Это был самый волнительный момент за последние мои полтора года… И когда я понял, что её больше не будет, что Саломея исчезает, то почему-то вспомнил о тебе. Не знаю… ты говорила тогда, что никогда не испытывала сильных чувств, что всё всегда так банально: цветы, кафе, встречи, бла-бла-бла. Пусть нет никакой связи и логики в моих рассуждениях, но я прикинул, а почему бы не сделать что-то неординарное, не банальное, чтобы оно у тебя было? В конце концов, Саломея делала сказку, заставляла верить в неё, нет, даже больше: сказка существовала. И вот, есть ты, которая не верит в сказки, живет скучно и серо. Саломея дала мне импульс для того, чтобы я пошел и нашел тебя. Правда, я долго не решался зайти…
Смущенная улыбка Джело окончательно покорила меня. Каждое его слово рубило меня, как топор тонкое дерево – мне хотелось упасть перед ним, но от радости, что он так подумал обо мне, захотел сделать мне приятное… и ведь он не понимал, что увидел в Саломее меня, поэтому обо мне и вспомнил! Что ж, нужно сказать ему, как всё обстоит на самом деле, кто она такая, кто я такая, кто мы с ней такие.
-… и, знаешь, - вдруг продолжил Джело, – бог с ним, что она ушла. Есть вещи и люди, которые, наверное, должны исчезать. Ты была права и я, наверное, мог бы даже влюбиться в неё… а я не хочу этого больше, - он по-доброму засмеялся. – Мне уже одного раза достаточно. Так что, чтобы мне не было больнее и хуже, я не хочу знать, кто она на самом деле. Не хочу опять привязываться к тем, кто непостоянен…
- Джело… - я вкрадчиво взяла его за руку. – Твоя бывшая девушка… она бросила тебя?
- Нет. Она просто полюбила другого. Она и меня любила, и его. И ей было больно выбирать. Я знал, что ей очень мучительно сделать выбор. И ушел сам.
- Но ведь тебе же самому больно! – возмутилась я. – Что за самоистязание и издевательства?
- Ох, нуна! – положил он мне ладонь на макушку и потрепал, как маленькую девочку. Как будто это он был старше! – Это называется любовь. Смотрю, ты в этом, действительно, ни черта не шаришь.
- Видимо, – смирилась я, надув губы и следя за его рукой, которая, спустившись с моей головы, вновь взяла мою ладонь.
- Что ж, тогда давай учить друг друга: я тебя любить, а ты меня разлюблять, – Джело задорно потянул меня. – Тут недалеко есть крыша, с которой обалденный вид! У меня там припасено два пива. Выпьем и посмотрим на звезды.
- Джело! Я не могу явиться на работу не спав! Начальник меня убьет, если я просплю…
- Видел я твоего начальника, - подмигнул юноша, – он тебе всё простит. Ты же слышала, что у него на тебя планы? Влюбленные мужчины прощают всё.
«Кроме встреч с другим по ночам» - подумалось мне, но этого, как и о Саломее, я сказать уже не смогла.