Только ты

– Мне нужно, чтобы ты разделся, – говорит глухо, опуская руку на мольберт. – Только торс, пожалуйста.

Помнится, блондин расхаживал перед ней в одной набедренной повязке.

Ну так ты, Фролов, и не ее блондин. Вот только смириться с этим невозможно.

– Эльф, мне нечего стыдиться. Если нужно, я покажу тебе и все остальное. Можешь не переживать, что это смутит меня. Я не привык стесняться своего тела, пусть и не танцор. Никакой его части. Кажется, так поступают натурщики?

– Нет, не нужно, – она краснеет и отводит глаза. – Это совсем ни к чему.

– Хорошо, как скажешь. Я сужу по французу.

– Арно не так меня понял, а я не стала ничего менять. Не уверена, что и сама знаю, чего хочу.

– Так расскажи мне, – я наблюдаю, как кончики ее пальцев, вздрогнув, ложатся на поверхность бумаги. Медленно скользят по ней, словно оценивая шероховатость. – Попробуй начать со слов.

Она поднимает голову, чтобы снова взглянуть на меня. На этот раз другим взглядом – задумчивым, чуть отстраненным, в котором появляется надежда.

– Со слов?

– Да. У тебя все получится, Эльф.

– Снова, Стас, ты называешь меня этим глупым прозвищем…

Моя улыбка выходит горькой, но ее глаза отвечают. Загораются светом, и я в первый раз вижу, как она улыбается мне. Для меня. Еще робко, чуть приподняв уголки нежных губ. Впрочем, тут же вздыхает, рассеянно пряча волнистую прядь волос за ухо.

– Хорошо, я попробую объяснить, – соглашается, – насколько смогу. Мой Бродяга – молодой мужчина, однажды потерявший то, что уже не вернуть. Я не знаю, что это за потеря – человек ли, дом, родина, но это совершенно точно не смерть, иначе горе бы забрало жизнь Бродяги, я так чувствую… Понимаю вот здесь, – прикладывает ладонь к груди, глядя сейчас гораздо дальше моих глаз, – а уловить настроение не могу. Снова и снова пытаюсь, и все впустую. Будь он старше, я бы попробовала отразить печаль. Согнувшее плечи смирение. Возможно, долгожданный покой, наконец отпустивший сердце. А так… я сама не знаю, чего хочу.

– Не знаешь?

– Нет. И дело не в одежде или ее отсутствии. Просто детали отвлекают, а я и так не вижу, куда идти. Не могу ответить на вопросы. Просто чувствую, что должна дать ему жизнь. Вот здесь, на этом бумажном листе, понимаешь? Это не просто урок и не просто рисунок для меня. Это я сама, вот потому все так сложно.

Господи, до чего же хочется дотронуться до нее. Вновь, как на берегу, распустить длинные волосы, зарыться в них пальцами, найти ее губы, крепко прижать к себе и не отпускать. Больше никогда от себя не отпускать.

Сколько же ошибок я сделал и как теперь все исправить?

Черт! И откуда только взялся этот смазливый француз? Откуда выскочил между нами, ударив меня о себя, как о стену? Легко размазав Стаса Фролова по ней улыбкой, адресованной Эльфу, впитавшей ее ответный счастливый взгляд. Сейчас я бы без сожаления вырвал ему руки уже за то, что они касались ее. Что познали ее тело.

Любит ли она его?.. Хочет ли быть вместе?.. Была ли уже близка с ним в этой самой комнате?!. И раньше. Много раз до этого раньше.

Думать о близости Эльфа с другим – невыносимо. Так больно, что душа кровоточит, а взгляд тянется к ней за помощью. За исцелением и слабой надеждой услышать: «Твоя. Я твоя». Признание, услышать которое не заслужил. Когда-то я так хотел ее, что боялся дышать вблизи от худенькой юной девчонки, чья нежность кожи и взгляд сводили с ума. Злясь на себя, не понимая, как могла эта тощая незнакомка вдруг стать для меня всем? Теперь же расплачиваюсь за прошлые ошибки еще большим желанием, на этот раз твердо зная, что хочу ее видеть своей.

Так неужели она любит другого и то, что я прочитал в ее глазах на берегу, что почувствовал в прикосновении, когда руки нашли меня… что услышал в словах, – всего лишь отклик на прошлые чувства? На то признание, что однажды вспыхнуло в груди огнем и осталось гореть, по сей день выжигая меня.

Господи, Эльф, это действительно подобно смерти, и ты это увидишь.

Твой Бродяга. Ты права, я всегда был только твоим. С тех самых пор, как ты вошла в мою жизнь.

Я отворачиваюсь, понимая, что сейчас одним движением разрушу все. Терпение – не про меня, кому, как не матери, знать своего сына, но страх потери сдерживает похлеще стальных оков.

Впрочем, не уверен, что продержусь долго.

Она просит сесть на стул у стены и подступает к мольберту. Я замечаю неуверенность в ее пальцах, метнувшихся к виску.

– Я постараюсь закончить быстро. Не хочу, чтобы ты устал.

– Брось, Настя. Ты же знаешь: я могу смотреть на тебя вечно.

Это правда, и наши взгляды вновь скрещиваются. Я отступаю спиной вперед, вскидываю руки и стягиваю футболку. Бросаю ее в сторону, позволяя Эльфу рассмотреть себя, прежде чем опуститься на стул…