Только ты

Я тоже его люблю и говорю это.

Конечно, я могу идти – смешно думать иначе! Но Стас относит меня в ванную комнату на руках и тщательно омывает внутреннюю поверхность бедер, как будто не доверяет, даже не допуская и мысли о моем возможном смущении. Смывает кровь с рук, оставаясь странно-серьезным.

– Ты хочешь меня, – я касаюсь крепкой груди, того места, где набита татуировка, смотрю на него, и он не думает ничего скрывать. Сейчас я вижу всю его наготу и не могу не восхититься своим мужчиной, в котором все бесстыдно-безупречно. Натянуто и откровенно. Он ни капли не преуменьшал, когда говорил, что ему нечего стыдиться.

– Хочу, Настя. Очень. Но сегодня твоя ночь, и для тебя она еще не окончена.

– А как же ты?

И вновь уголок рта ползет вверх.

– Ну, думаю, я заслужил немного мучений. Разве нет?

– Ты… красивый, – неожиданно признаюсь, и Стас открыто смеется. Подхватывает меня под попу, чтобы унести в комнату.

– Я знал, моя радость, что «он» тебе понравится!

Мы сошли с ума. Разве могла я подумать, что во мне спит столько откровения? Что я смогу не только отдавать, но и брать его ласку? Так жадно, как будто он всегда принадлежал мне. Только мне. Без стеснения и ужимок первой ночи. Как будто все это время я именно этой ночи и ждала, чтобы с лихвой растратить свое ожидание.

Сильный. Красивый. Мой. Я целую татуировку на груди, что лечит мое раненое когда-то сердце. Чувствую себя хмельной и пьяной от счастья. От собственной наготы, позволяющей дышать полной грудью – легко и свободно.

Стас перебирает мои волосы, тихо шепчет слова, уложив на себя, пока я продолжаю качаться на волнах удовольствия, которое он мне только что подарил.

– Я бредил тобой, когда ты была еще сопливой девчонкой и у тебя не было почти ничего, что делало бы тебя женщиной. Эта картина до сих пор у меня перед глазами – холл нашего дома и ты – испуганная, тоненькая и нежная девчонка, словно ворвавшаяся в мою жизнь из другого мира. Я отдал тебе сердце с первым взглядом.

Ты. Только ты. Всегда, когда я думал о женщине, когда был с кем-то – я вспоминал тебя. Ни единого раза не было иначе. Твои глаза, твою нежную кожу, запах твоих волос. Уже тогда я понял, что люблю тебя, и испугался твоей власти надо мной. Того, что ничего не смогу изменить и буду любить всегда. Тогда я казался себе таким бездушным и сильным…

Ты спросила меня, что я чувствовал, когда был с другими, – пустоту. Короткое удовольствие, которое позволяло прожить еще один день без тебя. Еще одну ненависть, потому что вновь не нашел. Это не ты. Снова и снова не ты, и это настоящее наказание. Я каждую из них ненавидел, не мог терпеть рядом. И себя за то, что сделал с тобой и, думал, потерял.

Любил многих?.. О нет, Эльф, нет. Тяжело отдать телу то, что не можешь отдать душе.

Мы еще долго шепчемся со Стасом в темноте, под несмолкающий за окном дождь. У нас столько всего накопилось, столько всего не растратилось с момента нашей юности, чтобы сказать и отдать друг другу. Его тело горячее, пальцы нежны, и я чувствую, как постепенно засыпаю.

– Извини, глаза сами закрываются. Последние две ночи почти не спала. Можно я останусь? Или уйти к себе?

Он так жадно сгребает меня в охапку, притягивая к груди, что сомнений не остается, нужно ли мне уходить.

Засыпая, я чувствую, как Стас целует мой подбородок, скулы, шею…

– Спи, Эльф, – шепчет, – я все равно от тебя не оторвусь.

– Не отрывайся, – улыбаюсь, сворачиваясь у его бока. – Спокойно ночи, – желаю и обещаю: – Я постараюсь проснуться пораньше. Неудобно получится, если мама Галя к тебе заглянет… надо бы ее предупредить…

И засыпаю под тихий смех Стаса.

– К нам заглянет, Эльф. Привыкай теперь думать только так. Эта спальня всегда была нашей.

– М-м.

Завтра я обязательно ему скажу, что думаю по этому поводу…

Но конечно, я не встаю с зарей. И даже ранним утром. Я просыпаюсь многим позже, когда дождь давно закончился и в окно сквозь густые облака проклевываются тонкие солнечные лучи.

Это сколько же я спала? Вспомнив прошлую ночь, спешу сесть в постели и оглядеться.

Стас стоит у окна, одетый в футболку и джинсы, и смотрит на улицу. В комнате витает приятный цветочный аромат, и я замечаю на столе – там, где еще вчера одиноко лежали орхидеи, – букет белых роз. Охапку белых роз, если уж называть вещи своими именами.

– С пробуждением, Эльф. Как спалось? – серые глаза находят меня и взглядывают с ожиданием. Неужели боятся, что я о чем-то жалею? Напрасно.

– Замечательно, – улыбаюсь, спуская одеяло на грудь. Любуюсь Стасом, развернувшим ко мне широкие плечи. – Мне кажется, я никогда не спала крепче. Наверное, это все аромат роз, он восхитителен. Не замечала раньше, Фролов, что ты любишь цветы.

Он не смущается. Да наверняка и не надо.

– Люблю, – просто признается, удерживая мой взгляд, – если они для тебя. Я много чего задолжал своей девушке за столько лет, и цветы – лишь малая толика внимания. И потом, мне еще никогда не приходилось ухаживать. Самое время учиться.

– Неужели?

– Как на духу, Эльф. Вот как раз стоял и думал, что бы тебе такое подарить? Что ты хочешь?

Отличное утро, не на шутку озадаченный и серьезный Стас, и я смеюсь, падая на подушку.

– Тебя! Я хочу тебя! – сознаюсь, протягивая к нему руки. – Иди ко мне! Я соскучилась…

Вот теперь он счастливо улыбается, и ему это очень к лицу. В два шага пересекает спальню, стягивает футболку и легко пробирается под одеяло. Притягивает меня к груди, встречая поцелуй.

– М-м-м… Такая горячая и отзывчивая, а я голоден как волк! А еще ты – жуткая соня, Эльф! Наш завтрак успел остыть раз десять, а ты все не просыпалась. Спала и спала. Я утомил тебя…

Нет, совсем нет. Я привыкла вставать рано, но, глядя в довольные серые глаза, соглашаюсь. О, да-а-а.

– Стас, однажды ты уже готовил для меня и пообещал, что тот раз был последним. Так неужели обещание нарушено?

Он нависает сверху, поглаживает большим пальцем щеку.

– Я соврал. Когда дело касается тебя – я страшный лгун. Готов лгать даже себе. Но в тот раз, Эльф, я точно помню, что держал пальцы скрещенными. Мне очень хотелось тебе угодить. А еще накормить – ты была такой худенькой и бледной, а я толком не умел готовить. И сейчас я, если честно, не повар-мастак, но сегодня старался. Все равно спать не мог. Оставалось либо чем-нибудь связать руки, чтобы оставить тебя в покое, либо занять себя.

Он смотрит на меня не отрываясь. Вчера я не расчесала волосы, и сейчас они – достаточно длинные – наверняка лежат на подушке и плечах непослушной волной – мягкой, встрепанной. Я пытаюсь пригладить их под взглядом Стаса, но он тихо просит: «Оставь, Эльф. Пожалуйста. Я хочу запомнить это утро и тебя». Сам касается волос пальцами, перебирает и склоняется надо мной. Целует глубоко и долго, заставляя сердце заполошно забиться.

Мое платье и белье так и остались мокрыми лежать в ванной комнате, и я говорю Стасу, что мне надо вернуться к себе, чтобы одеться. Мы не можем целый день валяться в постели. Но он тут же упрямо хмурится.

– Стас, перестань! – смеюсь, чувствуя, как меня оплетают сильные руки. – Ты даже не заметишь моего отсутствия! Я быстро!

– Нет, Эльф, – он упрямо качает подбородком. – Больше никогда. Ты уже вернулась ко мне. Душ твой, полки я освобожу… Настя, неужели ты не поняла – я теперь тебя не отпущу и на шаг. Ты моя! – серьезно сообщает, глядя в глаза, и мне совершенно нечего на это возразить.

– Фролов, да ты, оказывается, жуткий собственник!

– Угу, – бурчит он в мое плечо. – Жуткий, страшный и коварный. Надень мою рубашку, Эльф, пожалуйста. М-м, – трется носом о шею, увлекая меня к себе на руки. – В доме все равно никого нет. А я так хочу на тебя посмотреть. Если попрошу ее не застегивать – согласишься? Я не только собственник, моя девочка, но и ужасный развратник.