Страница 100 из 112
Когда Люк раскапывал тайны семьи, пытаясь понять истоки противоречивого отношения Одина не только к себе, но и к йотунам, то обнаружил много интересного, хотя и далеко не сразу. В частности, оказалось, что вообще-то и сам Один был йотуном наполовину, через мать — Бестлу, дочь инеистого великана Бёльторна. Один узнал о магии, ритуалах и прочем шаманизме именно от нее, а также от ее отца — жестокого Шипа Бедствий, владыки ледяных пустошей и суровых скал.
Бестла, как и ее отец, являлась турсом, вернее, гримтурсом — инеистым великаном, видом, который вымер, оставив после себя вполовину более слабых ледяных великанов, потомков Бергельмира, которых теперь называли йотунами. Гримтурсы считались исчезнувшими с лица Вселенной, почему — неизвестно, но, видимо, вымерли они не до конца, раз их наследие Люк видел перед собой.
Белоснежная кожа, ровная и гладкая — никаких спиральных шрамов, как у ледяных великанов. Темные глаза с золотистыми вкраплениями, похожие на дымчатые топазы. Обманчивая хрупкость, скрывающая силу. Девушку окутывала магия, оседающая инеем на коже, и она сверкала в свете ламп, как хрустальная статуэтка. А еще она казалась такой знакомой… Неожиданно девушка заметила наблюдающего за ней Люка и слегка вздрогнула.
Ситх шагнул вперед, поднося изящную руку к губам.
— Здравствуй.
========== Глава 16 На ловца и зверь бежит ==========
Когда-то давно, когда Люк был маленьким…
Не так. Люк был очень юн, когда стрела любви поразила его в самое сердце…
Нет. Тоже не так.
Люку было почти пятнадцать, когда его долбануло по голове, выбив зачатки мозга. Страстью.
Люку было почти пятнадцать, когда он совершил ошибку — принял страсть за любовь. Простительная ошибка, показавшая, что, возможно, ситхи и разбираются в страсти, вот только они ничего не понимают в любви.
Люку было почти пятнадцать, когда он осознал, что любви тоже учатся… И это процесс постоянный, который никогда не заканчивается.
Люку уже давно не пятнадцать, и теперь он в состоянии отличить страсть, которая мимолетна и обусловлена гормонами и жадностью, от любви, мотивирующей на подвиги, пробуждающей лучшее, а не худшее. А еще он научился отпускать — тяжкий урок для вечно жадных ситхов.
Когда-то давно, когда он покрылся морщинами и поседел, ему пришлось отпустить. Аша, его прекрасная, победоносная жена, ушла, и Люку пришлось смириться с этим фактом — ведь это был ее выбор. Он мог совершить невероятное и переселить ее душу в молодое, сильное тело, но не стал: Люк знал, что Аша его не простит, если он только попытается хоть что-то предпринять. И знал, что не вынесет ее презрения.
Он не хотел испытывать… стыд от того, что разочаровал.
Свобода воли. Ведь если ты хочешь поступать по-своему, то должен и уважать выбор других. Хотя бы близких тебе людей.
Поэтому Люк отпустил, хотя все его существо орало, что он трус, недостойный звания Владыки, мямля и тряпка, и с чего он должен уважать чье-то решение? Тем более она слабее и должна подчиняться. Обязана. К счастью, к тому моменту Люк поумнел достаточно, чтобы заткнуть пасть настырному эго и поступить не так, как хочется, а так, как правильно, и сейчас получает за это награду: встречу с той, кого полюбит он и кто будет любить его.
Любовь. То бешеное чувство, которое меняет жизни Скайуокеров кардинальным образом, приходящее лишь один раз в жизни. Палпатин любил Власть — и не изменял ей до последнего момента своего существования. Энакин Скайуокер любил Падме и не пережил ее гибели. Дарт Вейдер смог полюбить Мон — и удивлялся этому факту даже после своей смерти. Люк видел только Ашу и другие женщины казались ему бледными подобиями его супруги, не стоящими внимания.
Локи смотрит в похожие на раухтопазы глаза стоящей перед ним девушки и понимает — любит. Сейчас и до конца этой долгой жизни. Дальше?
Он не загадывает — пути Силы неисповедимы.
***
Асгард.
— Да! — Один торжествующе вскинул вверх здоровенный кулак, стоящие по бокам оборотни поддержали рев отца дружным воем. Фригга закатила глаза: как дети, честное слово!
На опустевшую бутыль с противоядием асы смотрели как на личного врага, поверженного в муторной и долгой кровопролитной битве. Главная целительница фыркнула, подхватила бутыль и умчалась в лабораторию, продолжать попытки создать аналог. Пока что получилось множество полезных и не очень составов на самые разные случаи жизни, но именно универсальный антидот в руки никак не давался. Впрочем, асинья не отчаивалась, с оптимизмом смотря в будущее.
Фригга только вздохнула, с юмором глядя на разворачивающийся бедлам: Один, вылечившись от медленно, но уверенно загоняющего его в могилу яда, был готов рвать и метать. Врага, естественно. То же чувствовали и Видар с Вали, ощутившие на себе дыхание Вечности, и теперь все трое готовы были мчаться в бой с диким энтузиазмом. Хороший настрой, ничего не скажешь, но царица опасалась, что мужа на почве вернувшегося здоровья откровенно переклинит, и он вляпается в ловушку. Танос — не тот враг, с которым можно шутить, об этом говорили и мрачные слухи, и последствия от прогулок титана по галактике, и особенно сигналило отсутствие нормального не то что сопротивления — что, мало во вселенной мощных сущностей? — а даже попыток противодействия.
Такое смиренное ожидание своей участи было крайне показательным и откровенно пугающим.
Фригга волновалась, тем более что отпор давать будет не только Один, но и почти все ее сыновья. В Асгарде останется только Бальдр. Потерявший терпение и братскую снисходительность Тор выгнал на передовую даже Браги с Хёдом, и плевать номинальный глава Асгарда хотел на их желания и прочее. Он бы и Локи хотел прихватить, но кто ж ему даст?
Локи готовился защищать свой мир и использовал все, что сумел накопить за тысячу лет пребывания на этой планете. И начал он с самого главного: с учеников.
***
Флагман целеустремленно несся сквозь галактику, с каждым мгновением приближая Таноса к исполнению мечты, а сам титан сидел в массивном кресле, подходящем для существа его габаритов, рассеянно поглаживая золотую перчатку, на которой поблескивали гранями два камня бесконечности. Такие маленькие и обманчиво хрупкие, эти похожие на обыкновенные драгоценности камни являлись настоящими сокровищами, за которые велись войны. Мало что могло сравниться с их мощью, даже один камень в умелых руках был грозным оружием и инструментом, а уж два… Танос уже не помнил, когда желание заполучить их стало навязчивой идеей, зато он помнил, что где-то есть еще четыре.
Они звали его… И Танос не собирался противиться этому зову.
***
Солнце жарило немилосердно. Все живое, населяющее эти покрытые золотым песком пространства, давно попряталось по норам, спасаясь от льющегося с небес жара, и люди не были исключением. Естественно, ситха и пришедших с ним это правило не касалось, и Люк самодовольно ухмылялся, косясь на потрясенные лица учеников.
Песок тек с гладкой поверхности потоками, открывая черную отполированную гладь искусственного камня, похожего на обсидиан, и огромная пирамида поднималась, словно выныривая из воды, повинуясь мысленному приказу ситха. Когда-то этот корабль непривычной глазу формы Люк отобрал у прикидывающегося богом существа, шипящего, словно змея. Бой был коротким и нудным: пафосный идиот почему-то решил, что Люк похож на населяющих эти края дикарей и техника, замаскированная под магию, может составить конкуренцию умениям беловолосого варвара.
Ситх разочаровал его с огромным удовольствием, сначала придушив Силой, потом приведя в чувство молниями, потом снова придушив. Долго игрался, с ностальгией обозревая пейзаж, крайне похожий на милый сердцу Татуин, пока не доконал окончательно. Конечно, уже тогда следовало предположить, что жалкие попытки сопротивления и удушения пафосом как бы намекают, но Люк всегда был оптимистом.