Страница 18 из 35
Вместо ответа Василий засучил рукава. Юрась понял, что драки не миновать, и попятился к выходу. Во дворе и кулаками махать сподручней и кровью ничего не заляпаешь… Жёсткие пальцы наставника ухватили его за плечо, больно сжались:
— Что вы не поделили отроки?
Юрась потупился, Василий открыл было рот, но Лев успел первым:
— Васька сказал, мол учитель мальчиков любит. Журка ответил, что да, любит как добрый отец. Васька и взбеленился на ровном месте.
— Правда? — голос Георгия громыхнул тяжкой медью.
— Да, — чуть помедлив, признался Василий.
— Я действительно люблю мальчиков, отроков в первой поре взросления. Зрелый муж как высокое дерево — путь его определён, корни жёстки и сквозь кору пройдёт лишь топор. Пылким юношам свойственны искренние мечтания, горячая вера, истинное стремление к небесам. Зрелый муж строит башни и укрепляет стены, юноша изменяет мир. Знаете ли вы, отроки, что Александр Македонский, начиная свои походы, был младше вас? Он не знал, что невозможно завоевать Ойкумену и бросал к своим ногам города и народы. Потом в языческом храме он нашёл индусскую карту со всеми землями, стал воевать по правилам, как воюют взрослые полководцы — и умер от старых ран, не завершив похода. Я, старик, люблю мальчиков, люблю за вашу безрассудную молодость, — наставник невесело улыбнулся, — и тебя, Василий, люблю больше других. Ты талантлив и жаден до знаний, ты способен продолжить моё дело… Но если я ещё раз услышу от тебя мерзость, выгоню прочь в тот же день. Изография — божье дело, нельзя писать образ грязными руками и наипаче — грязной душой.
— Прости меня, гордеца неразумного, — с трудом промолвил Василий, он был красен как рак.
— Бог простит, и я прощаю. Урок тебе вдвое против обычного, дабы впредь неповадно было — и ладно. Миритесь, живо!
Василий, опустив глаза в пол, протянул противнику руку. Юрась пожал её, но радости от примирения не испытал. Наоборот, внутри зашевелилось неприятное чувство — ему казалось, что изограф избрал лучшим именно его, Юрася.
— Ты свой урок закончил? — Георгий решил, что спорить им больше не о чем.
Юрась молча протянул ему ложку. Наставник попробовал краску пальцем, растёр и кивнул:
— Хорошо. Выложишь краску на холодок, возьмёшь Орлика из конюшни и съездишь в Берестечню — третье село по Витебской дороге будет. Спросишь у местных смердов, где глину копают и накопаешь — там в оврагах и охряная глина есть и белая и даже синяя может попасться. В том же селе у местных рыбарей купишь щучьей желчи, только чтоб при тебе в пузырёк сливали. Встретится по пути молодая ракита — нарежь прутиков поровнее на кисточки. Заночуешь в селе, да смотри не задерживайся. Всё понял?
— Да, наставник! — поклонился Юрась.
— Ступай, — Георгий величественно кивнул и отошёл к Василию, глянуть его урок.
Юрась взял связку ногат и горшки у старухи, оседлал смирного Орлика, тронулся в путь и вскоре миновал городские ворота. Всадник из него был неважнецкий, оставалось надеяться, что пожилой мерин не сбросит в канаву, не шибанёт копытом. Зато небо уже голубело вовсю, воздух был тёплым, деревья оделись первой, сочной листвой, от распаханной земли пахло жизнью. Впервые за последние месяцы Юрась подумал о доме — в Востраве, небось уже завершили сев, мамка возится с огородом, Кирша после тяжёлого дня рыбачит — он всегда находил время посидеть с вершей. Лада вечерами дошивает себе приданое — ей пошла четырнадцатая весна, осенью, верно, замуж выскочит. Мама… Юрась вдруг подумал, что мама ведь тоже ещё может выйти замуж и даже нарожать пару-тройку братишек — все эти годы она тянула детей, а теперь Юрась пристроен, Лада пристроится, да и Кирша вскоре заживёт своим домом. Навестить бы их… Осенью, как пора будет к бабе Ясе за травами, можно и до Востравы добраться. Только путь разузнать получше и идти до дождей. А баба Яся и вправду великая ведовица. Юрась уже понял, что негоже христианину пользоваться языческим волхвованием, но от старухиных трав унялось колотьё в груди, которое мучило его с детства.
Дорога была проезжей, но ездили по ней мало — видать боялись, что пути ещё не просохли. Однажды мимо промчался княжий гонец на караковом жеребце, пару раз протянулись возы из ближайших сёл, пару раз повстречались охотники, однажды прошли слепцы, ведомые мальчиком-поводырём. Берестечня оказалась уютным, приветливым сельцом, с аккуратными хатками, аистиными гнёздами и бесчисленным множеством яблонь, цветущих так густо, словно бы вновь выпал снег. Юрась без труда нашёл дорогу к оврагам, ножичком накопал глины — Георгий был прав, там нашлась даже голубая, в жизни такой не видел. Щучью желчь ему продали без обмана, а один из рыбарей предложил ещё волчьих клыков. На недоумённый вопрос Юрася, мужик ответил обидным смехом — ученик изографа, а не знаешь, что волчьим зубом шлифуют золото на иконах. Юрась подумал и покупать не стал — во-первых приказу не было, во-вторых неохота выглядеть дураком. С ночёвкой тоже решилось просто — спросив, где в селе живут крещёные, парнишка постучался в первый же дом и получил разрешение привязать коня во дворе, дать ему сена и самому переночевать на сеновале, даром, что по весне там почитай пусто. Хозяйка вынесла ему добрый кус хлеба с мёдом и наотрез отказалась от платы.