Пик затмения

Видно, остальные думали так же. Сара Уортингтон со своей свитой моментально записалась к Иде Семеш, чтобы заниматься престижным правом, добрая половина зимних свалила к Фальку на безопасность трансформаций, летние побежали на биологию, кто-то выбрал основы медицины солнцерожденных, как и Нанду. И у печальной миссис Дзагликашвили остались трое. Джо, Мара и Зури Пундамилья, девочка-зебра из Кении.

– Отлично… – далеким от радости тоном сказала миссис Дзагликашвили и внесла пометки в блокнот. – А кто уже определился с темой?

Джо и Зури тут же опустили руки, и только Мара впервые в жизни тянулась вверх, как какая-нибудь заучка.

– Тамрико… – грузинка склонила голову и посмотрела на девочку со смесью гордости и умиления. Так обычно родители любуются на своих отпрысков перед самым выпускным балом. – Что же ты выбрала?

– Затмение! – выпалила Мара. – Солнечное затмение в мировой мифологии. Ну или как там это лучше сформулировать.

– Мировая мифология это очень большая область. Это работа для диплома, но не для курсовой.

– Значит, я буду защищать у вас и диплом тоже, – Мара широко улыбнулась.

Брин разочарованно закрыла лицо ладонью и помотала головой, Сара прошипела что-то похожее на «подлиза», а Нанду громко фыркнул. Он еще злился за Мбари, и всем своим видом привлекал внимание. И только Медея Дзагликашвили замерла, приподняв плечи, словно ей вдруг стало трудно дышать.

– Ты уверена? – с отчаянной надеждой спросила она. – Не обязательно решать это сейчас… Мифология – не самая перспективная отрасль науки для молодых. И я бы поняла, если…

– Я уверена.

Маре было плевать на перспективы. Диплом Линдхольма – он ведь у всех одинаковый. А из учителей Медея Дзагликашвили самая классная. Не мучает с правилами, не мелочится и не снижает балл за всякую ерунду. Слушать ее можно часами, она готовит потрясающий чай с чабрецом, угощает сладостями и рассказывает такие истории, от которых все в голове взрывается на мелкие кусочки. И если для курсовой и диплома придется только читать больше таких историй, рыться в закрытом архиве библиотеки и узнать, что задумали вожди и шаманы со всего мира… Что тут еще выбирать?!

Но для Дзагликашвили решение Мары оказалось неожиданным. Грузинка сжала губы, и подбородки растроганно дрогнули.

– Пре… Прекрасно, – произнесла она и зачем-то принялась рыться в ящиках стола. Потом звучно шмыгнула носом и встала. – Задержись после урока, пожалуйста, мы обсудим, с чего ты начнешь.

– Если надо выбирать, я возьму мифологию народов Африки, – решительно заявила Мара.

– А, ей же надо подготовиться к работе с этим дикарем-каннибалом, – встрял Нанду, и по классу прокатился смешок.

– Штрафной доклад по месту солнца в полинезийской картине мира, – жестко отрезала Дзагликашвили. – К следующей лекции.

– Но… – Нанду растерялся: прежде никто не видел грузинку такой сердитой.

– И так будет с каждым, кто посмеет в моем присутствии назвать дикарями наших гостей, – Дзагликашвили заговорила хрипло, и при должном воображении можно было представить, что она рычит. – Да и не только про них – про любое племя мира. Если люди сознательно отказываются от того, что вы все называете цивилизацией, это не значит, что они дикари, – преподавательница тяжело оперлась на стол. – Деньги и совершенная система канализации – не главные ценности. И они не делают вас умнее. Микроскопы, компьютеры, всякие эти роботы… Мелочи! Они отвлекают от главного. От попыток понять мироздание. Прочувствовать его, принять законы… Пусть их шаманы кажутся вам наивными, но они достаточно смелые для того, чтобы встретить Вселенную лицом к лицу! Достаточно чуткие для того, чтобы услышать ее шепот, и достаточно мудрые, чтобы признать собственное ничтожество!

Оглушительный треск прорезал тишину. Это Брин невольно сломала карандаш, слушая речь Дзагликашвили. Фарфоровое лицо покраснело до самых корней волос, губы беззвучно шевелились. Исландка прилагала все усилия, чтобы промолчать, но не из уважения к учителю. Мара знала подругу: та ненавидела доклады по мифологии. Каждый раз плевалась и обзывала их несусветной чушью. И не хотела заработать еще один.

– Урок завершен, – Медея Дзагликашвили устало опустилась в кресло и сбросила шаль. На ее шее появились багровые пятна, и теперь женщина пыталась отдышаться, чтобы прийти в себя.

– Я нужна? – Мара задержалась у учительского стола, пропуская остальных. К черту Нанду с его обидами, свой доклад он заслужил. Еще неизвестно, кто у кого теперь должен просить прощения.

– Ай, Тамрико, присаживайся, – грузинка перешла на русский. – Расскажи мне, почему ты выбрала затмение? И почему народы Африки?

– Мне доверили этого новичка из Эфиопии. Мбари, – призналась Мара. – И он сказал, что ожидается какой-то большой ритуал. По поводу затмения. Он сказал, что это день, когда солнце может надеть маску…

– Красивое сравнение, – Дзагликашвили мечтательно улыбнулась, откинулась на спинку кресла, и взгляд печальных черных глаз обратился к окну. – Самое удивительное, что оно есть почти у всех народов, что я знаю. Маска солнца… Да, дорогая, это прекрасная мысль… Есть легенда о том, что солнцерожденные в этот день более уязвимы, потому что остаются без своей защиты. В Индии считалось, что дети солнца обновляются во время затмения. Как маленькая смерть – и новое рождение. В Японии особо почитались те перевертыши, что родились в день, когда затмение пришлось на солнцестояние. Им приписывали особые способности, особую силу и прозорливость. Так что ты выбрала потрясающую тему, дорогая. Мы могли бы утереть нос этим всезнайкам астрономам, которые отрицают всякое влияние затмения на детей Солнца. И показать мудрость множества поколений…

– И почему мне кажется, что сейчас будет «но»? – напряглась Мара.

– Потому что оно будет, Тамрико. К сожалению, – грузинка повернула голову, и большая янтарная сережка в ее ухе закачалась, подсвеченная осенним солнцем. – Пласт африканских мифов огромен. И многообразен. Но у нас очень мало информации. Из-за того, что вожди почти не выходили на контакт с Советом, до нас дошли жалкие крохи. Так, записи заезжих путешественников… Не системно и не профессионально. Я мечтала попасть в экспедицию в Восточную Африку, но тогда я была молодая, не разрешил сначала отец, потом муж… Покойся его душа с миром… Поэтому тебе будет трудно собирать материалы.

– А архив нашей библиотеки?

– Я же говорю, Тамрико, сущие крохи! – белые руки миссис Дзагликашвили поднялись – и безвольно рухнули на колени. – Я не знаю, как ты будешь делать проект. Конечно, я дам тебе доступ в закрытую часть библиотеки. Но и этого мало! Так мало!

– Я посмотрю, что смогу найти, – Мара решительно встала. – Вы только сообщите, что мне разрешено. Сегодня же вечером начну искать. А Джо все равно еще ничего не придумал – я ему поручу мифы индейцев.

– Маквайан, кажется, не силен в библиотечной работе…

– Зато у него есть шаман. И вождь. И он знает язык лакота и может поговорить с новенькой девочкой. Роуз. Вы только дайте добро – а мы нароем.

– Ай, моя Тамрико! – растроганно выдохнула Дзагликашвили. – Может, посидим? Я заварю чая… У меня есть варенье из грецких орехов – и попомни мои слова, ты проглотишь язык и пальцы!

Мара любила сладкое, но глотать язык была не готова. Поэтому с благодарностью отказалась и бросилась на следующую лекцию. Не преминув сообщить Джо, что тема курсовой у него уже есть, и вечером они идут работать в библиотеку. Индейца это нисколько не удивило – или он не подали виду. Просто кивнул, и они погрузились в царства, семейства, роды и прочую биологическую ерундистику.

К обеду Мара изрядно проголодалась. И не только физически: ее буквально раздирало от желания немедленно поделиться с друзьями новой информацией. Но, видно, кто-то в небесной канцелярии решил, что земная пища для Мары – просто вредное излишество. Потому что прямо в дверях столовой девочку поймала Кошкина.

– Ты возвращалась вчера к маяку? – детектив смотрела так, будто обладала рентгеновским зрением. – Это очень важно. Ты была там? Кому-то сообщала про обыск?