Дуэлист

Никто не знает наверное, применила ли Princesse Noire какую-то магию против князя Долгорукова. Но после похищения крови Михаил Петрович стал непрерывно грезить о Черной Принцессе, видеть её во сне, явственно слышать наяву её голос и даже вступать с нею в астральную беседу, к недоумению окружающих. Княгиня Эвдокси была прекрасна в полном смысле слова, хотя и несколько щупловата на московский вкус. Огромные смоляные глаза пугающе горели на её бледном лице с вишневыми губами и тонкими нитями бровей. Нос был, пожалуй, великоват, но царственно очерчен, а черные блестящие кудри спускались тяжелыми волнами до самого пояса. К тому же она обладала интересной резкостью движений, которая обыкновенно исчезает у женщин после семнадцати лет, и довольно неожиданным для такого тельца, томным и немного грудным голосом.

Влюбиться в неё было немудрено, но избалованный Долгоруков ещё не решил, что ему нужна именно такая любовь. А между тем любовь без спроса охватывала его болезненной манией.

При своем детском виде княгиня Г. была все-таки не достаточно юной для невесты. Она была, как-никак, замужней женщиной. А предложить ей роль метрессы, которая была бы естественной для любой нормальной женщины в её положении, казалось даже чудовищно. Дело в том, что при всей своей красоте, живости ума и смелости поведения Черная Принцесса словно бы не обладала биологическим инстинктом самки, заставляющим молодых женщин интересничать, заманивать мужчин в свои сети и, отдавшись, завладевать ими.

С каждым днем князь Долгоруков все больше убеждался, что те злосчастные мужчины, которых молва связывала с La Princesse Noire, были в действительности её духовными друзьями или, во всяком случае, каким-то астральными любовниками, не посягавшими на её тело. Если бы княгиня в первую же ночь пустила его в свою постель (что было не такой уж большой редкостью, как принято изображать в литературе), он бы давно успокоился и на самом деле стал бы лучшим из её друзей. Но княгиня его попеременно манила и отталкивала, дразнила и жестоко разочаровывала. Словом, она вела себя как девственница, и теперь, через несколько месяцев безумных ночных бдений, умопомрачительных мистических диспутов и исступленных спиритических сеансов, он готов был поклясться, что Princesse Noire была целомудренна даже по отношению к своему пожилому мужу, который безропотно обеспечивал дорогие капризы жены, но предпочитал земные ласки крепостной экономки.

Черная Принцесса точно не принадлежала ни одному мужчине. Но она не принадлежала и Долгорукову, требуя от него безусловной верности. Эта тщета настолько разодрала душу князя, что он уже и в мыслях не мог изменить княгине Г. Для того, чтобы хоть как-то ослабить муки изнурительной мании, брат Петр предложил ему навестить модный немецкий бордель фрау Вейсбюст (она же мещанка Белогрудова), однако это доставило Михаилу Петровичу не большее удовольствие, чем посещение нужника.

Ужасаясь своей ошибки, Долгоруков явился к княгине как-то днем, когда её чары не действовали, и сделал формальное предложение. В дневном свете, с убранными волосами и темными кругами бессонницы под глазами, Черная Принцесса вовсе не казалась демонической колдуньей. Это была обычная худенькая женщина лет тридцати, довольно миловидная, но не богоподобная, такая же, каких десятки других. Долгоруков впервые заметил на её бледных плечах веснушки. Но теперь это не имело ни малейшего значения, потому что само её присутствие вызывало у него дрожь.

– Согласны ли вы быть моей женой? – спросил Долгоруков.

– Не знаю. О да, я согласна, – отвечала Эвдокси с болезненной улыбкой, кутаясь в шаль.

– Для этого вам следует получить развод.

– Я напишу моему мужу.

После таких слов пылким возлюбленным полагалось бы заключить друг друга в объятия и слиться в экстазе поцелуя, но князь и княгиня отпрянули друг от друга и разбежались как зачумленные.

Недели через две из Москвы пришел ответ от князя Г. Муж Ночной Принцессы отвечал, что не намерен дать развода, ибо по-прежнему любит свою жену и остается её супругом перед Господом. Если же ей угодно взять себе любовника, он не собирается вмешиваться в её частную жизнь и даже готов оплатить связанные с этим издержки.

«Какое утонченное издевательство», – думал Долгоруков об этом мнимом добряке.

К счастью, вскоре после отказа князя Г. разразилась первая война с Наполеоном, и Долгоруков отправился в Богемию.

Среди бумаг Американца Толстого, которые он мне показывал, хранился черновой протокол военного совета от 13 октября 1808 года, где обсуждалось грядущее сражение при Иденсальми. Я сделал для себя копию этого любопытного документа, набросанного рукой Федора Ивановича и представляющего собою как бы беглый абрис отношений князя Долгорукова и генерала Тучкова-1, погибшего от раны после Бородина.

Смерть уравняла обоих генералов, потомкам одинаково дороги пылкий, заносчивый Долгоруков и честный, рассудительный Тучков. Их ссора накануне сражения, якобы ставшая причиной дуэли «на бруствере под шведскими ядрами», кажется нам необъяснимой. Но документ, который гр. Толстой хранил до самой смерти в память своего любимого начальника, показывает, что легенда сия не вовсе лишена основания. К тому же этот черновик проливает дополнительный свет на характер самого Толстого, продолжавшего ёрничать даже в скучной роли протоколиста. Остается только гадать, что было бы с адъютантом, составившим подобную бумагу для строгого Барклая или сурового Багратиона. Не говоря уже о нынешнем лакейском веке…

Писано в Куопио, октября 13, 1808 г., адъютантом поручиком Толстом (sic!), в изумлении.

Протокол за нумером 3

Присутствовали:

Его превосходительство ген.-лейтенант Тучков-1,

Ген.-адъютант князь Долгоруков-3,

Ген.-майор Алексеев.

Командиры полков:

Тенгинского, Ревельского, Навагинского, 4-го Егерского.

Начальник штаба,

Начальник кавалерии,

Начальник артиллерии,

Начальник пионерии.

Аз, Федор Иванов Толстой.

Тучков

Позвольте, господа, огласить приказ главнокомандующего графа Буксгевдена, полученный вчера секретным эстафетом. Он содержит пространные инструкции для каждого начальника вплоть до кухмистерской части, которые я покамест опущу, но суть его следующая.

(Читает, держа на отлете очки.)

«Позвольте напомнить вам, ваше превосходительство, что вы приехали в Финляндию воевать, а не на хутор бабочек ловить. Обвинение, воздвигнутое на вас за провал нашей летней кампании, я не считаю ещё вполне удовлетворенным. И вам надлежит паки доказать…» – но это неважно.

Засим приказываю вам 15 октября прервать перемирие и, перейдя пролив при кирке Иденсальми, поддержать наше наступление на юге и отбросить бригаду Сандельса на север.

Остаюсь преданный вам и прочее…»

Короче говоря, мы атакуем послезавтра в полдень.

Долгоруков

При чем здесь бабочки?

Туч.

Я понимаю это изречение в том смысле, что государь уехал в Эрфурт, а войска тем временем избаловались.

Долг.

Хорошую бабочку поймать труднее, чем выиграть пустяковое сражение.

Туч.

Однако мы сюда посланы выигрывать сражения.

Долг.

Странно это слышать от вас.

Командир Тенгинского полка

Господа, что если мы поговорим о войне? Куда мне завтра вести свой батальон? Если в обход озера, то получится долго, а через мост нас перебьют.

Нач. штаба (у карты)

Позволю себе обратить внимание ваших превосходительств на некоторые особенности позиции, затрудняющие послезавтрашнее дело. Как видите, батальоны мушкетерских полков Низовского и Ревельского отделены от главных сил проливом. А полки 4-й Егерский, Ревельский и Тенгинский продвигаются по узкому дефилею к мосту, обороняемому Карельскими драгунами. Таким образом, наши войски накапливаются в тесном проходе, как бы закупоренном пробкою моста.