Страница 8 из 45
– Дед! – рыкнула она, вглядываясь в его мутные серые глаза. – Только без фокусов.
– Не волнуйся, девонька, у меня сын такой, как ты, – улыбнулся он, и его лицо стало похоже на печеное яблоко.
– Был когда-то… – добавил старик, и улыбка его потухла, а в глазах будто мелькнуло и пропало темное пламя.
Она вошла в хибару вслед за дедом. Обстановка была бедняцкая: две комнаты с низкими потолками, единственное неширокое окно занавешено пожелтевшим от времени тюлем. В черной от сажи и копоти печурке бился огонь, на котором грелся котелок. От него шел запах рыбного бульона. В углу комнаты стояла детская кроватка с резными решетками, в ней тихо плакал малыш. В другой комнате стояла еще одна кровать, на которой лежала укрытая двумя тяжелыми одеялами очень бледная женщина.
– Чем она болеет? – спросила Рин, приглядываясь к женщине.
– Зимняя немочь… Всю осень ходила в легком платье, работала – себя не жалела, ела плохо.
Рин скрипнула зубами и прикинула возможные варианты болезней.
– Ладно. Поищу, чем могу помочь. А пока… подвал у тебя есть?
– Погреб-то? Есть погреб, да зачем тебе в него? Они в дома не заходят, так, мимо пройдут да уйдут.
– Пошли в погреб. Дочери скажи, что ты пошел за лекарем. Быстро и тихо.
Дедушка прошел в дальнюю часть коридора, отодвинул ногой домотканый половик, открыв люк в полу. Поддерживая деда за руку, Рин спустилась в сырой темный погреб, где воняло прелой картошкой, вяленой рыбой и плесенью. Неверный свет единственной сальной свечки выхватил из темноты полки с бочонками, связку рыболовных снастей и висящий на стене охотничий самострел.
Рин присела прямо на пол, облокотившись на полку.
– Дед, ты говорил, что сын у тебя был такой, как я. Что ты имел в виду?
– Был сынок-то, да… – огорчился старик и стал бесцельно двигать крынки, в которых, наверное, хранились припасы. – Тоже прятался от этих собак-гвардейцев.
– Расскажи мне про него больше.
– Немного я рассказать могу. Сбежал из дому уж давно. Как уходил, говорил, мол, должен прекратить это безумие. Ну, его величества, то бишь. Потом приходил-уходил, когда вздумается. Так, бывало, придет, посидит подле меня ночку, а наутро след простыл, и год цельный нету! Теперь я не знаю даже, жив ли. В последний-то приезд, нашел, говорил, кто его величество… – Старик молча чиркнул ребром ладони по горлу и молитвенно сложил руки. – Прости Светлейшая! Говорил, мол, все дело в кристалле, мол, его бы только уничтожить – все исправится. Я все думал еще, какой-такой кристалл? Не тот ли, что выкопали под Золотым Когтем, когда сын еще мальчишкой был? Так и не ведаю. Только сына все нет и нет.
– Дед, как зовут твоего сына?
– А тебе почто? Илар.
– Илар? – удивилась Рин, просветлев лицом. – Он такой высокий, рыжий, глаза карие?
Старик кивнул, Рин улыбнулась и сняла капюшон.
– Девонька! – ахнул старик, глядя на нее с изумлением. – Так ты из них…
– Да. И, да, я аирг. Я твоего сына описала? – она встала и взяла деда за руку. Он все еще потрясенно смотрел на нее и только кивнул в ответ.
– Я знаю твоего Илара. Не волнуйся, он жив и с хорошими людьми.
– Девонька… – хрипло выдохнул старик, и его глаза заслезились.
– Ты раньше жил в поселке под горой Золотой Коготь, верно? И когда кристалл выкопали, Илар был там, именно он побежал докладывать о находке, да?
Старик снова кивнул. Верно, язык его не слушался.
– Дед, вероятно, через месяц я встречу твоего сына. Я обязательно передам ему, чтобы он навестил тебя.
– Ох! Ох! – Он просветлел лицом, сжимая ее руку теплыми сухими ладонями. Его взгляд со слезами счастья сказал больше, чем могли передать какие бы то ни было слова.
Вдруг Рин напряглась всем телом: чуткие уши уловили звуки шагов совсем рядом. Гвардейцы шли мимо дома. Она жестом показала старику молчать и напряженно вгляделась в потолок. Наверху заплакал ребенок. Марш остановился. Закрипел снег под сапогами – это кто-то подошел к дому. Человек открыл входную дверь и зашел. Рин задержала дыхание и нащупала револьвер; нагретая ее теплом тяжелая рукоять в ладони немного успокоила. Вошедший сделал пару шагов внутри дома, окликнул больную, но, получив только тяжкий вздох вместо ответа, развернулся и вышел, хлопнув дверью. Слышно было, как гвардеец уходит, а следом снова раздается мерный марш. Только когда он совсем стих, Рин выдохнула спокойно. С ее помощью они вылезли из погреба, и девушка принялась осматривать больную женщину. Она была слаба и едва-едва в сознании. На бледном грязном лице выступили пунцовые горячечные пятна, ее душил сухой кашель.
Рин порылась в своем рюкзаке, выудила несколько склянок с согревающими настойками, целебные травы и принялась варить лекарство. Спустя полчаса все было готово, и она отпоила полуобморочную женщину ухой, заставляя ее после каждой ложки ухи делать глоток горького лекарства. Дочь старика и впрямь была похожа на Илара: такая же рыжая, плотная и с добрыми карими глазами. Рин взбила подушку и уложила ее обратно, сказав отцу, что скоро все будет хорошо, нужно только каждый час поить ее этим отваром и обязательно кормить, даже через «не хочу».