Страница 7 из 45
Рин не была человеком, она была аиргом. Внешне Рин отличалась от людей лишь теплым аметистовым цветом кожи и неестественно яркими глазами изумрудного цвета. Но сейчас ее глаза были потухшими, лицо напоминало цветом прокисшую овсянку, а манера передвижения – зомби.
Рин была аиргом, а все аирги любили хорошо поспать. Даже годы службы в армии не изменили ее привычек: после увольнения организм немедленно забыл режим с подъемами заутро, и никто не мог разбудить Рин раньше десяти. Впрочем, начальство департамента безопасности, куда она перешла работать после службы, довольно быстро сообразило, что проще дать ей выспаться и получить полностью готового, сильного и здорового бойца, чем разбудить вместе с петухами и пытаться чего-нибудь добиться от полена, которое Рин являла собой по утрам.
Как и всякий аирг, Рин могла проснуться от ощущения опасности, поэтому она не сильно переживала, где ей спать. Сон – это очень важно, считала она, и вытренировала в себе способность засыпать почти в любой обстановке: в тряской кибитке, на лошади, на земле, на дереве. Но этой ночью крепко уснуть не удалось. Во-первых, от одеяла несло табаком, а от него страшно слезились глаза и хотелось чихать. Во-вторых, во дворе визгливо лаяла и не затыкалась чья-то псина. В-третьих, в соседней комнате кто-то шумно предавался разврату, и его кровать билась в разных ритмах о смежную стенку. В-четвертых, ей нужно было скоро вставать.
В шесть утра, сшибая все углы и игнорируя заинтересованные взгляды, Рин спустилась в зал, позавтракала куском козьего сыра с хлебом и вытащила свое сонное тело на улицу. Было еще темно, в воздухе витал аромат свежей смолы и хвои. Где-то за углом рубили дрова. На заборе надрывался петух, в сарае хрюкали свиньи и причитала женщина, звякая ведрами. Утро в деревне начиналось затемно.
Рин потянулась, сладко, с хрустом в челюсти зевнула, вдохнув полной грудью морозный воздух, и отправилась дальше.
Спустя два часа широкий тракт, где без труда могли ехать в ряд четыре торговых повозки, вывел ее ближе к берегам Арны. Эта полноводная река брала начало на самом севере Драконьих гор и широкими лентами растекалась через весь континент, обнимая его руками-притоками с юга и с севера, словно мать – дитя.
Через некоторое время Рин подошла к развилке и сверилась с картой. Тракт шел в Синтар, большой город, служивший чем-то вроде речного порта и центра торговли во владениях, принадлежащих императору. Но она хотела пройти как можно дальше от постов гвардейцев императора, которые располагались у входа в Синтар и выхода из него, поэтому искала другой путь. И проселочная дорога, которая вела к самым берегам Арны через россыпь рыбацких поселков, вполне подходила..
Светало: на востоке занималась розовая заря, окрашивая верхушки хвойных лесов на горизонте в красный цвет. На белой глади замерзшей Арны черными кляксами выделялись рыбаки. Рин уже прошла одинокие черно-серые домишки на окраине поселка и сейчас приблизилась к центру: люди стали попадаться чаще, дома стояли плотнее. Девушка снова натянула капюшон на глаза.
Большинство домов были бревенчатыми, древесина снаружи – серой и волглой, местами пораженной плесенью. Красить дома здесь было бесполезно из-за погодных условий, поэтому владельцы лишь смолили внутренний брус да щедро просыпали его махоркой от древесных вредителей. Рыбаки чуть свет уходили на реку, возвращались обедать и снова уходили до ночи, поэтому требования к своему жилищу предъявляли совсем невысокие.
Рин старалась выбирать улицы, где не было людей. Ее одежды здесь весьма приметны, а слухи в деревнях распространяются быстрее заразы в госпитале. Девушка взглянула на наручные часы: половина девятого. Патруль должен начать обходы в девять утра, и до этого – кровь из носу – нужно миновать Синтар и выйти к Мертвым топям. Значит, времени у нее осталось не так много. Она прошла еще пару домов, когда интуиция шепнула ей бежать. И она побежала, уже не заботясь, что кто-то мог ее увидеть. Рин как раз пробегала мимо такелажной лавки, которая стояла последней в ряду низких домиков, как из дверей вышел и преградил ей путь седенький дедуля, согбенный, в глубоких морщинах. Рин невольно приостановилась, и он сцапал ее за рукав.
– Постой, девонька, помоги дедушке! – прокряхтел старик, стукая об снег палкой, на которую опирался. – Дочка заболела, тяжелая совсем, маленький есть просит, а одному мне не сладить с двумя!
– Ох, не вовремя ты, дедуля, спешу я! – поморщилась Рин, нервно глядя на часы: без пяти девять.
– Не оставляй старика погибать, совсем некому подмочь…
– Дедуль, прости! Нет времени!
– Нешто от собак бежишь? – он как-то странно покосился за ее плечо, а потом хитро усмехнулся и поманил ее.
– Пойдем, девонька, я тебя укрою. Понял я тебя: ты от гвардейцев укрыться хочешь.
Рин остолбенела:
– Чего?!
– Пойдем! Пойдем, да поскорее! Патруль пройдет, тебя не сыщет. Ты ужо уйти не поспеешь, вон ужо они идут, – он махнул рукой куда-то за ее спину.
Рин обернулась и увидела в самом конце деревни группу солдат, возглавляемую командиром в алой кирасе. Они шли нога в ногу, их марш отдавался в ее ушах тянущей болью. Зубы у Рин заныли, кулаки зачесались. Пот прошиб ее от макушки до пяток, и липкий страх скрутился узлом где-то внизу живота. Только теперь она поняла, что вперед ее гнал звук их марша, который она заслышала еще раньше, но не распознала. Дед потянул ее в сторону своей бревенчатой хибары.