Страница 16 из 168
- Ошибаешься, - спокойно возразил Сергей Васильевич. – Я слышал, ты вчера был у Дашковых?
- Был, - не стал отпираться Николай.
- И проявил весьма откровенный интерес к одной провинциальной особе на выданье, - продолжил Елецкий-старший.
- Как быстро, однако, вам стало известно о том. – Николай был неприятно поражён тем, с какой скоростью распространяются слухи по светским салонам.
- Да уж, что и говорить, весьма пикантная новость – молодой князь Елецкий сражён прелестями провинциальной ingénue, - язвительно заметил Сергей Васильевич.
- Вас что-то беспокоит, papa (папа)? – окинув отца пытливым взором, довольно дерзко осведомился Николай.
- Когда мужчина нашего круга проявляет столь явный интерес к незамужней девице из благородной семьи, это может говорить только об одном… Ты намерен сделать ей предложение?
- Вас не по душе mademoiselle Забелина? – поинтересовался Николай, отложив в сторону вилку и нож.
- Не по душе - это весьма мягко говоря, - ответил Елецкий-старший.
- Тогда вам не о чем беспокоиться, - невозмутимо ответил Ник. - Я не собираюсь делать предложение ни mademoiselle Забелиной, ни кому-либо ещё.
За столом на некоторое время воцарилось молчание.
- Николас! Тебе в будущем году тридцать будет. Пора бы подумать и о женитьбе! – не удержался Сергей Васильевич от того, чтобы напомнить сыну о его долге.
- Я сам для себя решу, когда будет пора! – резко возразил Николай.
- Я лишу тебя содержания, - пригрозил Сергей Васильевич.
- Вы думаете, я не смогу прожить без ваших денег? – презрительно ухмыльнулся Николай. – Один вечер за карточным столом мне принесёт больше, чем маменька тратит на булавки за год.
- Фортуна – девица капризная и переменчивая. Я погляжу, как ты запоёшь, когда я откажусь твои долги оплачивать, - пригрозил Елецкий-старший.
- Спасибо за обед. Рад был повидаться с вами! – Николай поднялся из-за стола и, не оглядываясь, покинул столовую.
- Серж, ну зачем ты так с ним? – с мягким укором поинтересовалась Анна Петровна. – Может, эта девушка не так уж плоха?
- Признаю, девица, бесспорно, красива, - ответил князь. – Говорят, она точная копия графини Гурьевой в юности. Если ты помнишь, то поймёшь, о чём я говорю. Но несмотря на то, что она племянница Александры Михайловны, она все же совершеннейшая провинциалка, бесприданница, да к тому же её манеры… а сплетни о том, что мой сын и наследник увлечён ею, уже вовсю гуляют по столице.
К вечеру Николай вернулся в свои апартаменты не в самом лучшем расположении духа, и тот самый букет, который он утром отослал в особняк на Мойке, стоящий посреди стола, его настроения никак не улучшил. Вместе с даром Катрин вновь отвергла его самого и попытку примирения. Вспышка неукротимой ярости впоследствии удивила даже его самого - схватив ни в чём не повинные цветы, он рывком распахнул окно и вышвырнул их на улицу, а потом застыл перед открытым окном, тяжело навалившись на подоконник. Дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Чёрт! Он слишком много думает о ней!
- Стало быть, война! – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Уверяю вас, прекрасная Катрин, проиграю в ней не я. Ещё до конца сезона вы уберётесь из Петербурга не солоно хлебавши и никогда более не посмеете показаться в столичном обществе.
Уму непостижимо! Весь Петербург обсуждает его увлечение провинциальной девицей! Ну, что ж, он умеет быть очаровательным. Не пройдёт и пары недель, и она сама будет искать встречи с ним. Что ему стоит вскружить ей голову и убедить весь свет в том, что это не он воспылал безумной страстью к провинциальной ingénue, а напротив, Катрин добивается его внимания?! Принимая подобное решение, Николай совершенно не думал о том, каким образом оно отразится на его отношениях с Гурьевым и Волошиным. Уязвлённое самолюбие требовало реванша во что бы то ни стало.
Катрин после столь провального дебюта почти неделю отсиживалась в особняке Гурьевых. К тому же повод для того, чтобы на время отказаться от светских увеселений у неё был: уже к вечеру того злополучного дня, когда принесли букет от Елецкого, Катя ощутила, что её бегство на открытую террасу из бального зала Дашковых не прошло бесследно. Лёгкая простуда не доставляла особых хлопот, но и радости не вызвала. Катрин ненавидела болеть, и в такие дни её характер становился совершенно несносным. От невыносимой тоски и скуки её спасала обширная библиотека Гурьевых и визиты брата, которому она отписала по совету тётки. Катя открыла для себя Байрона и с упоением зачитывалась его произведениями. Его стихи, полные какой-то неизъяснимой тоски, а порой мрачные, были весьма близки её настроению после встречи с князем Елецким.
Конец её добровольному заточению положило приглашение в театр от Волошиных. Катя обрадовалась ему, как ребёнок. Сохнуть от тоски по его сиятельству, в особенности понимая, что чувства, испытываемые ею, никогда не найдут отклика в том, кем они вызваны, её совершенно не привлекало. Потому она решила во чтобы то ни стало избавиться от глупой влюблённости в Елецкого и насладиться, возможно, единственным сезоном в Петербурге. Поэтому, когда Андрей и Ольга заехали за ней в особняк Гурьевых, чтобы вместе отправиться в театр, она выглядела совершенно счастливой и довольной жизнью.