Страница 75 из 121
Занавески снова зашелестели. Лаони прикрыл глаза, пытаясь почувствовать дуновение ветра, и к нему вдруг совершенно неожиданно пришло воспоминание из далекой юности: смутный облик забытого друга и его голос. Маг попытался вспомнить этого человека, но память отказала ему в этом, оставив только запах цветущей сирени, стрекот ночных насекомых и песню. Лаони умел петь так, чтобы не колдовать, но обычно не делал этого. Теперь же ему хотелось попробовать мелодию на вкус, покатать на языке так неожиданно вспомнившиеся слова – невнятные, даже не из начала песни, из середины – пока они снова не канули в прошлом. Маг на всякий случай проверил, не услышит ли его кто-нибудь, и едва слышно затянул:
Помни: через века
Вспять потечет река.
Дети ее детей
Будут намного злей.
А я не открою глаз.
А я буду крепко спать.
Помни: через века
Мне тебя не узнать.
Голос поет в ночи
Тем, кто всегда молчит.
Тысяча сто причин
К сердцу сломать ключи.
Я не открою глаз,
Я буду точно знать:
Струнам, что спят сейчас
Воли нельзя давать.
Будут двенадцать чаш
Черпать порядок наш.
Брошу я жалкий дом:
Им не ужиться в нем.
Ветер откроет дверь,
Мягким взмахнет крылом.
Ты меня не жалей:
Время мое пришло.
Слова были странными. Смысла в них не было, но Лаони почему-то уцепился за слово «двенадцать»: оно было какое-то слишком строгое и точное для такого размытого содержания. Словно единственное знакомое слово в чужом языке. А еще мага не оставляло ощущение, что он забыл что-то важное, и это число было чем-то вроде ключа к потерянной неизвестно где запертой шкатулке: и выбросить нельзя, и применить некуда. Лежит на видном месте, постоянно под руку попадается, но только раздражает. Лаони даже поморщился, пытаясь вытряхнуть навязчивый образ.
Пока маг боролся с застрявшим в его голове словом, мелодия как-то незаметно ускользнула от него, забылась вместе со словами, оставив чувство досады и легкой грусти.
- Двенадцать, - громко сказал Лаони, мысленно припечатав слово к подоконнику, чтобы не дергалось и не лезло больше в голову, отошел от окна и завалился обратно в кровать с чувством выполненного долга. Ветер колыхнул занавески, потрогал мага за плечо, но тот уже спал, и ничего не почувствовал.
Утром Винсент был хмур и недоволен: он относился к тому типу людей, которые по прошествии некоторого времени находят в своих решениях массу изъянов, но из принципа не позволяют себе пойти на попятный. Так что он ворчал и гонял всех почем зря. Содержание вещмешка подверглось особенной критике:
- Почему здесь только соль и крупы? – ворчал он. – Где чай, где копченое мясо?
- Но, господин, вы же в лес идете. Там все есть: дичь, травы. Мясо всегда лучше свежепойманное, а путешествовать приятнее с легким мешком. Мы вам лучше второе одеяло туда сложим, - попытался поспорить слуга.
- Я иду не в наш лес, а в дальний, - зачем-то уточнил Винсент. – И хочу хотя бы первое время питаться нормальной едой, а не погаными вырожденцами.
- А их можно есть? – удивился Лаони, следя за любопытно заглядывающим в окна голубем с чешуйками вместо перьев.
- Теоретически – да, - ворчливо ответил Винсент, продолжая разбирать мешок. – Но люди, что едят вырожденцев, потом производят на свет слабых детей.
Лаони оценил это высказывание и, укоризненно подняв брови, заметил:
- А ты собрался заводить детей? В таком возрасте?
Винсент замер. Задумался. Потом бросил обратно мешочек с солью и сказал:
- Да, ты прав: поздновато уже об этом думать. Просто привычка сработала: мне же вечно приходится объяснять молодым людям прописные истины, вот и не подумал.
Для Лаони вопрос употребления в пищу вырожденцев не был прописной истиной.
- Чай хотя бы принесите, - смирившись, напоследок прикрикнул на слуг Винсент. – А то знаю я ваши лесные травы: слизни-переростки.
Слуги с облегчением уложили обратно развороченные мешки, а Винсент принялся облачаться в походную одежду.
Идти по городу было трудно: каждый норовил подойти и задержать их. Некоторые считали своим долгом выразить неудовольствие по поводу отбытия правителя, некоторым «срочно» нужно было обговорить с ним какое-нибудь дело, а некоторые подходили, чтобы познакомиться с Древним. В общем, когда парочка наконец выбралась из крепости, утренняя прохлада давно развеялась, и мужчины, пыхтя, сразу углубились в лес, спасаясь от палящего солнца.
- Зря лошадей не взяли, - с тяжким вздохом пробормотал Винсент, вытирая пот со лба: полуэльв давно уже не выбирался на природу и отвык от пеших путешествий.