Поиск

Диане, в силу ее нечеловеческой природы, желания большинства чужды и непонятны. Она не пришла в этот мир тропою выживания и эволюции, ей чужды человеческие безусловные рефлексы. Ей чужды и человеческие мечты, которые являются ничем иным, как приукрашенными инстинктами. Она не стремится к борьбе за наживу, которая означает сытость и безопасность, не стремится и к так называемой любви, которая означает размножение. Ее стремления: высшее знание, чистая наука, истина. Среди людей я таких не встречал.».

Эмили опустила листок на колени. Нет, это не дневник экспедиции. Виктор, похоже, писал это еще на Земле. И здесь нет никаких ответов на ее вопросы…

Она перебрала остальные бумаги и нашла еще одну распечатку из записей Новака.

«Я рассказал Диане про экспедицию и спросил, хочет ли она участвовать. Она отнеслась к моему проекту с большим энтузиазмом, задала много вопросов и, разумеется, согласилась. Мне думается, космос заинтересовал ее сильнее, чем все, о чем она собирала информацию до сих пор. Может, еще сыграла роль моя обмолвка о том, что большинство андроидов работает в космосе?.. Конечно, я не стал говорить ей про модели для развлечений и так называемых роботов-компаньонов, но, думаю, она давно про них знает.

На днях у нас с ней состоялся интересный, точнее, необычный разговор. Никогда до этого она не расспрашивала меня о моих отношениях с Анитой… Вот как это было.

В километре от моего дома есть живописный обрыв над рекой, я люблю гулять там на рассвете. На откосе растут желтые лилии, которые очень нравятся Аните. Иногда она ходит туда со мной, но обычно предпочитает поспать подольше. Как-то раз на рассветную прогулку со мной отправилась Диана. Она-то, в отличие от людей, вообще не нуждается во сне – как я ей из-за этого завидую!.. Мы мало разговаривали, но долго бродили. Рассветный сумрак ушел, разгорелась заря, окрасила воду в реке, стволы деревьев на откосе порозовели. Нас с Дианой эта картина навела на одну и ту же мысль – мы чуть ли не одновременно заговорили об условиях на том планетоиде, где так скоро будем. Та планета расположена ближе к звезде, чем наша, но звезда тусклее и холоднее Солнца. Есть большая вероятность, что свет там будет примерно таким же, как здесь на восходе и закате. Меня удивило, что Диана подумала о том же, что и я. Мы с ней все лучше понимаем друг друга.

А когда солнце окончательно взошло, и мы повернули домой, я сорвал несколько цветков и передал ей. Зачем? Не знаю. В шутку, наверное. Нужно было что-то сказать, и я сказал, что Аните нравится, когда я приношу ей цветы с прогулок, и добавил что-то типа: «Придем домой, поставь в воду в гостиной…». Диана так и сделала. Я не думал, что у нее остались какие-то вопросы, но следующим утром она снова пошла со мной на прогулку и спросила: «Почему вы подарили мне эти цветы, Виктор?». Я опять сказал что-то про жену, и тогда она спросила, зачем я женился на Аните.

Этого можно было ожидать. Диана чертовски наблюдательна и живет с нами достаточно долго – не могла она ничего не заметить! Мне было трудно ответить ей сразу, обычное вранье здесь не подходило, и я, чтобы выиграть время, спросил, почему она задает мне такой вопрос. Она сказала – записываю дословно: «Ты не любишь свою жену». Меня не удивило то, что она это поняла, и спорить я с ней тоже не стал, потому что это была чистая правда, но спросил, что для нее есть понятие любви. Она ответила сразу: «Это общие стремления, постоянное взаимодействие для скорейшего достижения совместной цели и совершенствование каждого с помощью другого». Я не слышал лучшей формулировки!

Она повторила свой вопрос (она никогда не оставляет вопросы без ответа), а я… Да что вилять? Я струсил. Сказал ей, что не хочу обсуждать эту тему. Лгать не мог, а говорить правду… Наверное, она поняла бы меня – она уже хорошо знает, какие преимущества дают деньги, и знает, что означает для меня моя экспедиция – а все-таки не смог я ей признаться, что женился исключительно на капитале.».

Эмили положила лист на остальные и постучала всей пачкой по тумбочке, выравнивая край. Коулфилд, в общем, сказал правду: ничего по-настоящему важного в записках нет. Никаких указаний, никаких, даже мельчайших намеков на то, откуда взялась Диана. А отношение к ней Новака… Ну, Джону, наверное, было интересно про это читать и размышлять, а у нее, Эмили, чувства Виктора вызвали только недоумение, граничащее с неприязнью. «Я восхищаюсь ей» - написал он. Но чему там было восхищаться? Скорости обучения Дианы? На то она и машина… Но он-то явно думал о ней не как о машине, Пигмалион недоделанный!

«У тебя жена была, - мысленно сказала Эмили тому, чьи кости давно уже превратились в пепел и развеялись над планетой. – Анита любила тебя, и раз уж ты оказался не способен на взаимность, то мог хотя бы проявлять уважение. Человек должен быть на первом месте, человек, а не робот. Живая женщина должна быть на первом месте, женщина, а не гиноид…». Она застегнула папку, положила ее на тумбочку Коулфилда и пересела на кровать Энди.

На этой половине каюты царил армейский порядок, даже на покрывале – ни морщинки. Эмили легла и уткнулась лицом в подушку. Ей смутно хотелось уловить запах тела Энди, его волос, но она ничего не почувствовала, даже запаха шампуня, одеколона или лосьона после бритья… В полусне перед ней встал Джон Коулфилд – он снова прощался с ней возле шлюза, она опять держала его прохладные пальцы… Неожиданно они стали совсем ледяными, и она от испуга проснулась.