Страница 64 из 87
Глеб посмотрел на часы. Он успевал.
По указанному адресу находился бар с грязными окнами и погнутыми перилами. Глеб заказал чашку чая и сел за стойку.
Он сразу понял, что вошедший человек ищет его, – еще до того, как они встретились взглядами. Молодой парень – на вид, его ровесник – с волевым выражением лица, разорванным ухом и шрамом над бровью. На нем была черная куртка мотоциклиста. Локтем он прижимал к себе шлем. При виде этого парня у Глеба в солнечном сплетении будто кончиком ножа ковырнуло – и продолжило болеть.
Мотоциклист сел рядом с Глебом. Достал из шлема черный целлофановый пакет и положил возле чашки чая. Глеб почесал переносицу.
– Что это?
Парень кивнул на пакет, мол, взгляни.
– Деньги? – догадался Глеб. – Скажи ей, мне нужно только кольцо. То самое, которое я должен передать нашему ребенку. Она обещала.
Мотоциклист покачал головой.
– Не ищи ее.
– Не буду. Сама меня найдет.
Глеб встал из-за стола и, не оборачиваясь, ушел.
–…зать?
– Что, простите? – я поднимаю взгляд на официанта, возникшего как из воздуха.
– Хотите что-нибудь заказать? – повторяет он.
– Э… Да… Воду без газа.
Я ощущаю неприятное покалывание в затылке – шестое чувство торопит меня оглянуться по сторонам. Оказывается, я пропустила момент, когда клуб открылся для посетителей.
Черт с вами, Граф! Пора сбегать.
Гаснет свет – и воздух будто становится гуще.
Я нащупываю в темноте сумочку.
– Ваш заказ! – официант наливает воду из бутылки в бокал.
Теперь зал напоминает муравейник. Посетителей с каждой минутой становится все больше. Толпа разрастается и приближается к моему столику.
Я суматошно роюсь в сумочке, пытаясь найти кошелек, – и не нахожу его! Чеки, рекламные листовки, шоколадка, две расчески… Нашла! Отсчитываю официанту нужную сумму и, даже глотка не сделав, пробиваюсь к выходу.
Я уже подхожу к двери, когда равномерный гул голосов разрывается короткой барабанной дробью. Толпа захлебывается аплодисментами.
Я машинально оборачиваюсь – как раз в тот момент, когда луч прожектора выхватывает из черноты сцены ударную установку. За ней сидит длинноволосый брюнет в солнцезащитный очках, в джинсах и черной майке с лямками. Он ловко жонглирует барабанными палочками, а затем начинает так виртуозно ими импровизировать – с переливами, замираниями, сменами темпа, скачками громкости – что на какое-то время я забываю, почему так быстро собиралась покинуть зал.
Мелодия пленяет меня. Это сложно описать, но… я словно ощущаю легкое волнительное шевеление в душе – так весенний ветер трогает первые цветы. Да и сам музыкант – его образ, движения, черты лица – завораживают. И не меня одну: зал кипит, даже та красотка в розовом платье подалась поближе к сцене.
В этот момент спираль этого вечера совершает еще один ошеломительный виток. Музыкант поднимает руки, чтобы ударить палочками над головой, – и на внутренней стороне его предплечья я замечаю знакомую татуировку.
Этого не может быть!
То есть, может…
Но, черт подери, как в это поверить?!
Татуировка объясняет, почему меня так волновала улыбка этого незнакомца и завораживали его движения.
За ударной установкой орудует палочками Граф.
Но, наверное, теперь его стоит называть иначе – настолько он не похож на того Графа, которого знаю я.
Парик, очки, другой стиль одежды, хобби, о котором я ничего не знала. Хотя… Персонаж его книги «Набережная, 13» подрабатывал ударником в рок-группе – я могла бы и провести параллель.
Но не провела. Обманулась. Чего же хотеть от незнакомых людей – жертв его книг – если даже я приняла его за другого человека?
Граф – не просто писатель. Он – лицедей. И это делает его еще более привлекательным.
Улыбка не сходит с моего лица всю дорогу до дома Графа. Собираюсь бросить письмо в почтовый ящик, но передумываю – и всовываю в дверную щель. Очень уж хочется понаблюдать, как Граф будет его читать. Затем я возвращаюсь в машину и включаю радио – легкую, приятную музыку под стать моему настроению.
Очень осторожно, постоянно напоминая себе, что мыслю гипотетически, я раздумываю, а не взять ли судьбу в свои руки. Может быть… допустим… я попрошу Графа подарить мне кольцо – или хотя бы одолжить на время. А он – и такой вариант возможен – согласится. Граф же почти не носит эту безделушку.
Ждать мне приходится не больше четверти часа.
Я в нетерпении подаюсь вперед, дожидаясь, пока Граф выйдет из такси. И вот, он, действительно, выходит. А потом подает руку женщине – той самой блондинке из клуба.
Не успеваю я принять этот факт, как Граф подсовывает мне другой: мое письмо он едва ли замечает – машинально засовывает его в карман куртки, пропуская блондинку в свой дом.
Они почти сразу оказываются на кухне – на том месте, где я кормила Графа креветками. Блондинка, уже без пиджака, смеясь, запрокидывает голову. Кокетливо пожимает плечами. И вовсе не отстраняется, когда на ее бедро, словно случайно, в порыве разговора, – ложится ладонь Графа.
На какое-то время я словно каменею. То, что происходит на кухне, невыразимо хуже сцены с Камиллой-горничной. Потому что ту сцену Граф разыгрывал специально для меня, а сейчас все происходит по-настоящему.
Как бы я хотела не видеть этого!
Отмотать бы события на три ночи назад, когда я впервые приехала сюда на арендованной машине. Нет. Лучше до того момента, как я потянулась к сейфу, чтобы украсть кольцо. Нет. Лучше еще дальше – на полгода, когда впервые услышала историю жизни моего отца…