Страница 42 из 87
В мою пятнадцатую осень погода стояла такая же, как и сейчас: то ледяные дожди, то всплески тепла, то серость, то золото. Тот день был неожиданно ласковым после недели холода – именно той недели, которую меня угораздило провести на улице.
Темнело. Еще незажженные фонари склоняли головы, как сгоревшие спички. Небо напоминало вскипевшую простоквашу. Хлопья облаков всех оттенков белого пронизывали розовые спицы закатного солнца.
Он тоже смотрел на небо. Рассеянный, погруженный в свои мысли. Казалось, будет дорогу переходить – даже красный свет не заметит. Под курткой, из заднего кармана джинсов, у него выпирал кошелек. Вообще-то, я предпочитала незапертые машины и забытые сумки – тяжела судьба карманника с боязнью прикосновений. Но тут такой экземпляр!
Некоторое время я просто шла за ним, не скрываясь, хотя улица была пустынной – после семи рабочий квартал вымирал. Изучала. На вид ему было лет под сорок. Одет – просто, но аккуратно. Кашне на шее. Строгая стрижка. А у меня молния на одном сапоге не застегивалась – сломалась. Носки дырявые – пальцы ног мерзли. Вши – чесалась. Шла – и не могла оторвать взгляд от кошелька – а вдруг в нем много денег.
Приблизилась к своей жертве, ловко выудила свой приз. А мужчина вдруг раз – и схватил меня за руку! Никогда бы не подумала, что он может быть таким ловким. Вот мы и познакомились.
Вернее, познакомились мы чуть позже. Тогда мне было не до знакомства. Впервые после событий в детдоме меня кто-то коснулся. И не просто коснулся – а со всей силы сжал запястье. Меня словно током прошибло. Кожа под его пальцами будто воспламенилась. Я в ужасе смотрела на руку, сжимающую мое запястье, – а перед глазами расплывались разноцветные пятна. Ноги подкашивались. Словно я – механизм, робот, в котором внезапно произошел сбой программы.
«Отпустите!» – едва ворочая языком, процедила я.
Мужчина забрал кошелек – и отпустил мою руку.
Отошел на шаг – и смотрел на меня так странно, словно ему и самому стало дурно. Я согнулась, оперлась ладонями о колени, опустила голову. Стояла, покачиваясь.
– Боитесь прикосновений? – спросил он.
– Не твое дело!
Мне бы сбежать, пока он в замешательстве, но картинка перед глазами по-прежнему раскачивалась. Все, подумала я, конец. Полиция. Детдом. А, может, и колония.
Но вместо звонка в полицию он предложить накормить меня в ближайшей закусочной. Ее вытяжки выходили на улицу, от сочных запахов мой пустой живот сворачивался в трубочку.
Кое-как доплелась до кафе.
Я сняла ветровку, а под ней – изъеденный молью свитер. Кто-то сердобольный оставил у мусорного контейнера, а я подобрала. Запашок от меня, думаю, был еще тот.
Заложив руку за руку, я в упор смотрела на доброго самаритянина.
– Где живешь? – спросил он.
– Я космополит. Мой дом – весь мир!
На слове «космополит» его бровь приподнялась.
– А где родители?
Подошла официантка. Стала раскладывать на скатерти столовые приборы, завернутые в салфетки, – и все косилась на меня. Я поймала ее взгляд – и положила локти на стол – с таким размахом, что звякнули друг о друга солонка с перечницей. Официантку как ветром сдуло.
– Родители? Понятия не имею.
Мои родители были алкоголиками, меня у них забрало государство. Из одной ямы бросило в другую.
А потом наступило самое приятное время за последнюю неделю – официантка принесла заказ. Я таких вкусных гамбургеров в жизни не ела! Помню, сижу, чавкаю, проверяя границы терпения моего благодетеля, – и все думаю, что же ему от меня надо. Знала же, что бывает с девушками после таких вот бесплатных ужинов.
Я жевала и поглядывала по сторонам. Примечала, куда сбежать, если что, кого на помощь позвать. Заодно у барной стойки приметила женщину с приоткрытым рюкзаком. Страшно вспоминать, что тогда творилось в моей голове. Там кроме инстинкта самосохранения ничего не было.
– Почему боишься прикосновений? – допытывался он.
– Брезгливая.
Я не собиралась ему рассказывать – даже за три порции таких вот гамбургеров – что последним человеком, который меня до него касался, был сторож в детдоме. Молодой еще мужик, приятный на вид. Однажды ночью, когда мне, как обычно, не спалось, я зашла к нему в коморку попросить сигарету. Он угостил. А потом решил взять плату.
Я долго с ним боролась – пока рукой не дотянулась до телефона на столе. Вмазала сторожу трубкой по голове – и бегом. Возвращаться в детдом не собиралась: думала, вернусь – убью мужика. Потом еще много лет я чувствовала на себе его пальцы.
– А деньги откуда берешь? Воруешь? – не унимался мужчина.
– Работаю. На кухне.
Это был мой первоначальный план – устроиться в теплое место – на любую зарплату – лишь бы еда была под боком и крыша над головой. Но ни в одной столовой, ни в одном даже самом захолустном кафе на работу меня не взяли: ни документов, ни разрешения родителей, да и вид у меня был потрепанный, голодный.
Мужчина скользнул взглядом по моим волосам. Да, подумала я, насчет кухни завралась, признаю. Меня в таком виде даже обслуживать не рады – не то, чтобы на работу брать.
– А десерт, дяденька, устроите? – спросила я, облизывая пальцы.
Он покачал головой, сказал, денег больше нет.
На улицу я не торопилась – успею. Все ждала, когда он предложит мне к нему домой за деньгами сходить. У меня и складной ножик при себе был для таких приглашений. А мужчина откинулся на спинку стула, достал из кармана орех каштана и то сжимал в ладони, то перекладывал из руки в руку – точно маньяк.