Страница 20 из 23
- Она там картошку чистит, - сказал Андрей, улыбаясь. Потом спохватился и стал помогать Кэнси. Очень свой человек был Давыдов. Очень близкий. Будто знакомы уже целый год. А что, если и верно - махнуть на болота? Молоко не молоко, а жизнь там, наверное, действительно здоровее. Ишь он какой стоит, как памятник!
- Стучит там кто-то, - сообщил Давыдов. - Открыть или сам откроешь?
- Сейчас, - сказал Андрей и пошел к парадному. За дверью оказался Ван - уже без ватника, в синей саржевой рубахе до колен с вафельным полотенцем вокруг головы.
- Баки привезли! - сказал он, радостно улыбаясь.
- Ну и хрен с ними, - ответствовал Андрей не менее радостно. - Баки подождут. Ты почему один? А Мэйлинь где?
- Она дома, - сказал Ван. - Устала очень. Спит. Сын немного захворал.
- Ну заходи, чего стоишь... Пойдем, я тебя с хорошим человеком познакомлю.
- А мы уже знакомы, - сказал Ван, входя в столовую.
- А, Ваня! - обрадованно закричал Давыдов. - И ты тоже тут! Нет, сказал он, обращаясь к Кэнси. - Знал я, что Андрей - хороший парень. Видишь, все у него хорошие люди собираются. Тебя вот взять, или еврейчика этого... как его... Ну, теперь у нас пойдет пир горой! Пойду посмотрю, чего они там копаются. Там и делать-то нечего, а они, понимаешь, развели работу...
Ван быстро оттеснил Кэнси от стола и принялся аккуратно и ловко переставлять приборы. Кэнси свободной рукой и зубами поправлял повязку. Андрей сунулся ему помогать.
- Что-то Дональд не идет, - сказал он озабоченно.
- Заперся у себя, - отозвался Ван. - Не велел беспокоить.
- Чего-то он хандрит, ребята, последнее время. Ну и бог с ним. Слушай, Кэнси, что это у тебя с рукой?
Кэнси ответил, слегка скривив лицо:
- Павиан цапнул. Такая сволочь - до кости прокусил.
- Ну да? - поразился Андрей. - А мне показалось, они, вроде, мирные...
- Ну, знаешь, мирные... Когда тебя поймают и начнут тебе ошейник клепать...
- Какой ошейник?
- Приказ пятьсот семь. Всех павианов перерегистрировать и снабдить ошейником с номером. Завтра будем раздавать их населению. Ну, мы штук двадцать окольцевали, а остальных перегнали на соседний участок, пусть там разбираются. Ну, чего ты стоишь с открытым ртом?.. Рюмки давай, рюмок не хватает...
4
Когда выключили солнце, вся компания была порядочно уже на взводе. В мгновенно наступившей темноте Андрей вылез из-за стола и, сшибая ногами какие-то кастрюли, стоящие на полу, добрался до выключателя.
- Н-не пугайтесь, милая фройлейн, - бубнил у него за спиной Фриц. Это здесь всегда...
- Да будет свет! - провозгласил Андрей, старательно выговаривая слова.
Под потолком вспыхнула пыльная лампочка. Свет был жалкий, как в подворотне. Андрей обернулся и оглядел собрание.
Все было очень хорошо. Во главе стола на высокой кухонной табуретке восседал, слегка покачиваясь, Юрий Константинович Давыдов, полчаса назад ставший для Андрея раз и навсегда дядей Юрой. В крепко сжатых зубах дяди Юры дымилась атлетическая козья нога, в правой руке он сжимал граненый стакан, полный благородного первача, а заскорузлым указательным пальцем левой водил перед носом сидящего рядом Изи Кацмана, который был уже вовсе без галстука и без пиджака, а на подбородке и на груди его сорочки явственно обнаруживались следы мясного соуса.
По правую руку от дяди Юры скромно сидел Ван - перед ним стояла самая маленькая тарелочка с маленьким кусочком и лежала самая щербатая вилка, а бокал для первача он взял себе с отбитым краем. Голова его совсем ушла в плечи, лицо с закрытыми глазами было поднято и блаженно улыбалось: Ван наслаждался покоем.
Быстроглазый разрумянившийся Кэнси с аппетитом закусывал кислой капустой и что-то живо рассказывал Отто, героически сражавшемуся с осоловением и в минуты одержанных побед громко восклицавшему: "Да! Конечно! Да! О да!"
Сельма Нагель, шведская шлюха, была прямо-таки красавица. Она сидела в кресле, перекинув ноги через мягкий подлокотник, и сверкающие эти ноги находились как раз на уровне груди бравого унтера Фрица, так что глаза у Фрица горели, и весь он шел красными пятнами от возбуждения. Он лез к Сельме с полным стаканом и все норовил выпить с нею на брудершафт, а Сельма отпихивала его своим бокалом, хохотала, болтала ногами и время от времени стряхивала волосатую ласковую лапу Фрица со своих коленок.
Только стул Андрея по другую сторону от Сельмы был пуст, и был печально пуст стул, поставленный для Дональда. Жалко как - Дональда нет, подумал Андрей. Но! Выдержим, перенесем и это! И не с таким нам приходилось справляться... Мысли его несколько путались, но общий настрой был мужественный, с легким налетом трагизма. Он вернулся на свое место, взял стакан и заорал:
- Тост!
Никто не обратил на него внимания, только Отто дернул головой, словно кусаемая слепнями лошадь, и отозвался: "Да! О да!"
- Я сюда приехал, потому что поверил! - громко басил дядя Юра, не давая хихикающему Изе убрать его сучковатый палец у себя из-под носа. - А поверил потому, что больше верить было не во что. А русский человек должен во что-то верить, понял, браток? Если ни во что не верить, ничего, кроме водки, не останется. Даже чтобы бабу любить, нужно верить. В себя нужно верить, без веры, браток, и палку хорошую не бросишь...
- Ну да, ну да! - откликался Изя. - Если у еврея отнять веру в бога, а у русского - веру в доброго царя, они становятся способны черт знает на что...
- Нет... Подожди! Евреи - это дело особое...
- Главное, Отто, не напрягайтесь, - говорил в то же время Кэнси, с удовольствием хрустя капустой. - Все равно никакого обучения нет и просто быть не может. Сами подумайте, зачем нужно профессиональное обучение в городе, где каждый то и дело меняет профессию?
- О да! - ответствовал Отто, на секунду проясняясь. - То же самое я говорил господину министру.
- И что же министр? - Кэнси взял стакан первача и сделал несколько маленьких глотков - словно чай пил.
- Господин министр сказал, что это чрезвычайно интересная мысль, и предложил мне составить разработку. - Отто шмыгнул носом, глаза его налились слезами. - А я вместо этого пошел к Эльзе...
- ...И когда танк оказался на расстоянии двух метров от меня, гундел Фриц, проливая первач на белые ноги Сельмы, - я вспомнил все!.. Вы не поверите, фройлейн, все прожитые годы прошли передо мною... Но я солдат! С именем фюрера...