Половинка

Заряна проснулась, но не спешила открывать глаза, продолжая лежать без движения. Пахло сыростью и плесенью, и где–то раздражающе–монотонно капала вода. Осторожно приоткрыла веки. Её окружала темнота, и лишь откуда–то сверху узким лучом проникал дневной свет, тускло освещая небольшой пятачок земляного пола, на котором она сейчас и находилась. Приподнялась и начала растирать правую кисть: мало того, что она не чувствовала от холода своё тело, так ещё и рука невыносимо болела.

“Или ушиблась при падении, — девушка повела взглядом вокруг себя, — или отлежала. Ведь неизвестно, сколько я пробыла без движения”.

Под потолком находилась небольшая щель, через которую в помещение проникал свет и воздух.

“Сволочь! Мне бы только выбраться отсюда, я бы уж нашла кому рассказать о его делах неправедных, — села, отлепила мокрую ткань от кожи. — Ишь, что удумал: медальон ему подавай!”

Справа раздался шорох. Медленно повернула голову в ту сторону и в ужасе застыла: на неё смотрели глаза зверя, но вот какого, невозможно было понять, его полностью скрывала темнота.

“Мама дорогая! Со зверем посадил в один подвал”.

И вдруг её сосед по тюрьме двинулся к ней. Заряна в страхе замерла, боясь пошевелиться. Зверь припал к земле и пополз к ней на брюхе.

“Что происходит?”

Животное достигло границы света и остановилось, с опаской поглядывая на неё. Перед ней был волк, но совсем ещё щенок, слишком худой и грязный, и от него плохо пахло, словно он не один день провёл в заточении.

— Да бедненький! — тихо произнесла она вслух, и щенок совсем осмелел, подполз ещё ближе и лизнул её голую ступню. — Ой! — испуганно подтянула к себе ногу и замахала рукой. — Фу, я невкусная.

И так застыла с протянутой рукой, потому что на её глазах зверь стал меняться. Заряна так и продолжала сидеть с открытым ртом, даже тогда, когда перед ней предстала совершенно голая худая девчушка с всклокоченными грязными волосами и с затравленным взглядом.

— Я не ем людей! — очень серьёзно произнёс ребёнок.

“Нет, Наволод — точно не человек, — у Заряны потекли слёзы, зло смахнула их со щёк, — а изверг какой–то!” — А вслух сказала совсем другое:

— Меня зовут Яна, а как тебя?

— Лизавета, — девочка поднялась и прошла в свой угол, а оттуда вернулась одетой в какой–то мешок, в руках у неё было совсем зелёное, незрелое яблоко. — Хочешь?

— Нет, дорогая, — слова давались с трудом, — ешь сама. Я не хочу. — Заряна едва сдержалась, чтобы снова не расплакаться, наблюдая, с какой жадностью ребёнок ест недозревший фрукт. — Лизавета, а как давно ты здесь?

— Я не помню, — честно призналась девочка, подходя ближе. — А можно, я с тобой рядом посижу?

— Конечно, — она протянула руки навстречу, — я, правда, вся мокрая с одной стороны.

— Ничего, — Лизавета присела рядом и осторожно дотронулась до плеча девушки. — Это не страшно, ты скоро привыкнешь. Главное, мы теперь вместе.

Заряна обняла ребёнка за плечи, притягивая к себе. В голове роились мысли одна страшнее другой.

“Какой кошмар! Ведь меня никто не хватится: Матрена знает, куда я уехала, а дома–то не ждут. Что же делать? Как быть?”

— Ты не переживай! — попросила Лизавета, гладя грязной ладошкой руку травницы. — Скоро придёт мой брат и заберёт нас отсюда. Он обещал. Вот только что–то выполнит для этого… страшного и злого и сразу же придёт.

— Так, — Заряна заглянула в лицо девочки: серые, прозрачные, с тёмным рисунком по радужке глаза посмотрели на неё серьёзно. — А кто у тебя брат?

— Так Бажуня, — заулыбалась Лизавета. — Разве не знаешь его?

— Знаю, — внутри всё сжалось от ужаса. — Как же не знать такого гарного молодца? — Девочка тихо засмеялась, а Заряна снова притянула её к себе. — Теперь мне всё ясно, Лизавета. — А про себя подумала, что с этой стороны не стоит ждать спасения: кто–кто, но он точно не сможет пойти против своего хозяина. Тихо спросила: — Скажи, а этот страшный и злой, когда обычно приходит?

— А уже скоро, — и она повернула голову вправо. — Но иногда он и оттуда появляется, — указала пальцем в темноту, — там тоже есть проход.

— Очень интересно, — Заряна поднялась и прошла в ту сторону, куда показывала девочка, тщательно ощупала стену, нашла зазоры, но ручки не обнаружила, по–видимому, и она, и засов, который держал дверь запертой, находились с другой стороны. — Так и есть, ещё одна дверь.

— Да, — сказала Лизавета за её спиной, заставив вздрогнуть. — Но через неё я не могу пройти.

— А через ту, — Заряна кивнула в сторону другой двери, — можешь?

— Да, — уверенно ответила Лизавета, но, заметив на лице травницы изумление, решила пояснить: — Я ведь шустрая, когда я другая, и они меня не могут поймать, — грустно вздохнула, — а ещё они меня боятся, я чувствую их страх. Но мне нельзя выходить: тот злой сказал, что накажет Бажуню, сделает ему очень–очень больно, если я хотя бы порог переступлю.

“Что же делать? Как заставить этого ребёнка бежать? — Заряна загорелась надеждой. — Как пересилить страх за брата?”

— Лизавета, — опустилась на корточки перед ребёнком и взяла за плечи, — мне очень–очень нужна твоя помощь. Нужно сообщить моей семье, где я нахожусь. У меня такая бабушка сильная, да и мама, когда разозлится, страшна в гневе.