Половинка

— Не пойду я в проклятый лес к сумасшедшей ведьме! — Заряна переводила взгляд с бабушки на маму. — Да и с чего вообще вы взяли, что он явился за второй половинкой медальона? Может, просто нацепил вместо украшения. Он ведь несколько дней уже в сознание не приходит. — Матушка тяжело вздохнула, наливая в кружку сбитня1, медленно отпила и посмотрела на старшую рода. Бабушка смотрела строго, но молчала. — Даже если так, — поднялась из–за стола, — ему надо — пусть сам и топает. И вообще, я только вернулась домой.

— Сядь! — приказала старшая. Заряна опустилась на стул, обиженно поджав губы и потупив взор. — Ну, для начала: спит, потому что мы так хотим. — Усмехнулась, заметив стыдливый румянец на щеках внучки. — Тебе ли об этом не знать — лучшей выпускнице школы Подаречи и будущей целительнице и травнице в славном городе Юронске! — Девушка подняла голову, хотела что–то сказать в своё оправдание, но увидев осуждающий взгляд матери и едва заметное покачивание головой, снова принялась изучать узоры на скатерти. — Во–вторых, ради украшательства обереги такой силы на себе не носят; а в–третьих, ты прекрасно знаешь, что много веков назад, приняв на хранение вторую часть медальона, наш род поклялся вернуть её, как только появится тот, кто приедет с его половиной. Поэтому тебе придётся отправиться в проклятый лес к сумасшедшей ведьме и забрать недостающую часть медальона.

— Но почему я? — Заряна в отчаянии посмотрела на мать, ища в её лице поддержки, но та даже голову не подняла, изучая содержимое своей кружки. Перевела взгляд на старшую: — Бабушка?..

— Да потому, что она кроме тебя никого больше близко к себе не подпустит. — Старушка поднялась из–за стола, подошла к печи и помешала жаркое в чугунке. — Сколько веков не вспоминала о нас, а в тот день, когда ты родилась — явилась, перепугав до полусмерти. Она весь день провела, стоя над твоей колыбелью, напевая странные песни, больше похожие на наговор, а под ночь засобиралась домой, оставив подарок со словами: "Я буду ждать тебя".

Заряна множество раз слышала эту историю и каждый раз с содроганием. "А вдруг она меня ещё в младенчестве прокляла… добавочно? А что? Ведь вполне могла! Хватило же ей ума сотворить такое со своим родом до седьмого колена!" — И кстати, эта мысль не раз приходила девушке в голову, когда по вечерам она оставалась одна–одинёшенька в своей комнате, пока все её подруги проводили время со своими женихами.

— Ты меня вообще слушаешь? — поинтересовалась старшая рода, возвращаясь к столу и ставя на подставку чугунок. Заряна кивнула. — Это наш долг — выполнить обещание. И что бы этот подарок ни значил, обязательно возьмёшь его с собой.

— Не просите меня об этом! Я не могу, — девушка упрямо покачала головой. — Я до ужаса боюсь, — понизила голос до шёпота, — её, того леса и тех существ, что там обитают. Там ведь зло в чистом виде.

— Да, милая, но пройти к ней сможешь только ты. — Старшая рода принялась разливать по мискам наваристый суп. Заряна пододвинула к себе миску, а чтобы суп остыл, принялась медленно помешивать ложкой. — Для любого другого, кто туда сунется — верная погибель.

— Бабуль, к этому медальону ни одна нечисть подойти не может, — Заряна довольно улыбнулась, — я сама это видела. — Мать с бабушкой переглянулись между собой и строго посмотрели на неё. — Я к тому, что эта половинка обережёт его от всех напастей в пути.

— Возможно. — Старшая рода покачала головой: — Вот только что–то эта защита особо ему не помогла, раз он в таком состоянии к нам попал. Да и один он никогда не найдёт жилище ведьмы, а тебе каждая тропка знакома, с лесным народом дружишь, зверьё привечаешь. Так что придётся тебе его всё же проводить. — Заряна положила ложку и отодвинула от себя миску. — Ну что тебя смущает?

— Да всё смущает! — Заряна поднялась из–за стола, так и не поев. — Если разобраться, всё неправильно в этой истории с самого начала. Ну да, любили они друг друга, расстались, но зачем своих–то наказывать? Да, ещё: нас же наказали словом неосторожным, нам же и расхлёбывать всё это. И почему именно сейчас понадобилась вторая половинка медальона? Почему я? — Посмотрела на бабушку: — И нет у нас ни перед кем долга, мы и так за всё расплатились — своим одиночеством.

— Ох, доченька, — мать тяжело вздохнула. — Не суди её строго. Говорят, от горя у неё тогда разум помутился. Сгоряча сказала те страшные слова, за которые и по сей день расплачивается. Это ведь стало её личным проклятием: она не может умереть.

— Что–то мне есть расхотелось. — Девушка подошла к полкам и сняла две миски — одну поменьше, другую побольше — вернулась к столу, налила наваристого супа, закрыла пустой миской сверху и отрезала краюху хлеба. Завернув всё в расшитое полотенце, направилась из комнаты. — Пойду лучше Митяя угощу, а то он больно сердит: не разговаривает со мной с того самого вечера, как домой вернулась.

Девушка вышла из комнаты не оглянувшись, хотя и слышала, что сказала старшая рода: "Ничего, остынет — поймёт, что нельзя иначе". Заряна упрямо поджала губы: "Никогда я этого не пойму!" Подошла к сеням, толкнув дверь плечом, протиснулась внутрь.

— Митенька, — позвала Заряна, осматривая помещение в поисках домового. — Хозяин ты наш дорогой. Смотри, что я тебе принесла.

— Уйди, Заряна, — недовольный голос раздался сверху. — Глаза бы твои меня не видели.

Заряна прыснула, услышав, что домовой оговорился, но не стала его поправлять, а приняла виноватый вид.