Dual

Что-то гудит, и я хватаюсь за голову. Невыносимый звук, нестерпимый. Он будто забирается в мою голову, под череп, и превращает мозги в горячий бульон. Сводит с ума. Перед глазами все плывет, будто я выпила лишнего, и внутри меня поднимается волна ярости — такая, какой я не испытывала никогда в своей жизни. Кажется, что я просто умру, если не врежу кому-нибудь по зубам!

Я поворачиваюсь к одному из громил и что-то кричу ему в лицо. Слов не разобрать, но после них все приходит в движение. Громила достает пушку, приставляет к своему подбородку и нажимает на курок. Брызжет кровь, осколки черепа выбивают дробь на кузове запаркованного рядом грузовика. Крис отпускает мою руку и прыгает вперед, замахиваясь кулаком. Гул в голове усиливается, где-то стрекочут выстрелы. Ко мне бегут — краем глаза я вижу тень, разворачиваюсь и…

Видение исчезает. Улица становится прежней: прохожие, редкие проезжающие машины, пятна фонарей, городской гул. Меня мутит и, кажется, сейчас стошнит. Я сгибаюсь, опираюсь на стену дома и сплевываю на асфальт. Люди обходят меня широким кругом.

Через пару минут тошнота унимается, и я прихожу в себя. Смотрю на указатель улиц, на металлические трубки строительных лесов. Я была здесь. На нас с Крисом напали именно в этом месте. Чего они хотели? И почему один из них застрелился? Меня до сих пор передергивает, стоит лишь вспомнить алую крошку, как она налипает на грузовик.

Надо заглянуть в клуб “Ошумаре”, осторожно порасспрашивать.

Слышу пульсирующий ритм, глубокие басы — долбежка “хауса” — и иду на звук. За углом, вдоль красного каната тянется очередь, модные парни, длинноногие девушки на каблуках. Дальше вход в клуб; здание облицовано дымчатым стеклом, над ним горит алое “Ошумаре”. Ничего себе место! От него буквально несет пафосом и деньгами. Не могу поверить, что меня сюда приглашали. Не могу представить себя даже рядом с этим клубом.

Я продираюсь вдоль каната — стараюсь не смотреть на возмущенных людей в очереди. Пропускаю мимо ушей пару ругательств. Дохожу до конца и… будто в стену упираюсь. В конце очереди дежурит здоровенный темнокожий вышибала с бейджем с надписью «охрана» на груди. Он нависает надо мной, меряет взглядом мой рюкзак, черный худи, меня саму — пять футов с кепкой, — и на его лице возникает кривая ухмылка.

— Привет, красавица! — он поднимает брови и касается моего капюшона. — Сегодня ты не в форме.

Вид у меня и правда не клубный. И он меня знает, запоздало понимаю я. Прекрасно! Как же я этому рада!

— Привет! — отвечаю и не знаю, что сказать дальше. Что-то надо из него вытянуть, но как? Может, он знает не только меня, но и таинственного Криса?

Музыка из клуба ревет с новой силой, почти оглушает, потому я поднимаюсь на цыпочки и кричу вышибале:

— А Крис сегодня здесь?

— Кто?

— Парень, с которым я приходила!

Охранник пожимает плечами. Отцепляет край каната, выпускает одну пару посетителей, запускает другую. Те скрываются в глубинах “Ошумаре”.

— Если ты про своего богатого снежка, то последний раз я видел его с тобой. Ну, тогда… — В задумчивости он перебирает мясистыми пальцами в воздухе — будто на пианино играет. — Когда копы клуб оцепили.

Это уже интересней.

— А что произошло?

— Ты разве не помнишь?

Я смеюсь, касаюсь двумя пальцами шеи — набралась, мол. Вышибала кивает и тоже улыбается. Один зуб у него серебряный.

— Да стрельба была, вон там, в проулке. Говорят, разборки местные. Ты как раз вышла с этим своим, пешком пошли в ту сторону. Я еще думал, добрались или нет, а то зацепить могли.

Хочется его расцеловать! Ухватить огромную голову за уши, притянуть к себе и чмокнуть прямо в лоб. Теперь хоть что-то понятно! Наверное, я только что вспоминала именно эти непонятные “разборки”. Может, мы что-то случайно увидели?

Вот только почему мы оба повели себя так странно? Не пытались убежать, не звали на помощь. И почему все-таки один из нападавших застрелился?

— Слушай, мне нужно срочно его найти. Моего парня. Ты не знаешь, где он живет?

Теперь охранник хохочет.

— Детка, я же не записываю адреса всех, кто сюда приходит. Я вот, — он хлопает по канату, — впускаю-выпускаю, как турникет.

— Может, кто-нибудь еще знает? Крис — постоянный клиент. — Я совсем завралась, ведь на самом деле понятия не имею, как часто он здесь бывает.

— Не знаю, может, Морти что помнит. — Он показывает на сумрачное нутро клуба. — Наш менеджер. Он пару раз вызывал для твоего парня машину.

— А я могу?.. — показываю на вход. Охранник раздумывает, затем отцепляет канат и легонько толкает меня внутрь. В очереди кто-то шумно возмущается, я шепчу слова благодарности, но вряд ли он меня слышит — все слова глушит музыка.

Спускаюсь по скользкой лестнице (и как по такой ходить на каблуках?), прохожу через рамку металлоискателя и оказываюсь в длинном зале. Стены задрапированы красным, и сумрак в зале тоже кажется красным, с синими отливами. Душно, весь воздух словно заменили запахом пота и парами спирта. Народу набилось, как оливок в банку. Все танцуют — умело и не очень, — трутся боками и трясут задами, размахивают светящимися палочками. Над головами расходятся полосы света, пронзают тьму и опускаются широкими веерами. На сцене в дальнем конце трудится над микшером диджей, качает головой в такт музыке. От грохота закладывает уши, басы отзываются в животе, и мне тоже хочется танцевать, несмотря на все странности и ужас прошедшего дня. Танец всегда был у меня в крови. Тело само покачивается в такт. Я бы сейчас им показала, как надо двигаться...