Страница 111 из 128
— К чему всё это? — Талиан натянул через голову поданную слугой тунику. — Я что, умираю? Или что?
Лекарь сдержанно поклонился и, не поднимая глаз, произнёс:
— Душевная боль сильнее телесной, и убивает она ничуть не хуже, — и тут же, словно испугавшись собственной дерзости, побледнел и запнулся: — Эмн… это… Господин Гимеон просил передать, что всё готово к похоронам. Доброго вам здравия, ваше императорское величество.
Дав знак остальным заканчивать, лекарь весь вытянулся и задеревенел, будто кукла, у которой ни руки, ни ноги не гнутся, и неровной походкой направился к выходу. Но только за ним захлопнулся полог, как снаружи донёсся его возмущённый окрик:
— Олухи! Да как вы его тащите?! Голова… поднимите голову! — и, не успев уйти, молодой лекарь вернулся, помогая альсальдцам внести раненого.
На носилках лежал мужчина, весь заляпанный грязью и кровью, с разодранной штаниной и наскоро перевязанной правой ногой, плечом и грудью. Впрочем, по цвету и замызганности наложенные повязки не сильно отличались от одежды.
От усеянного царапинами лица шёл жар, на лбу выступила испарина. И в таком состоянии его притащили сюда?!
— Несите тёплой воды и полотенца! Живо!
Подстёгнутые криком, слуги бестолково заметались по палатке, совсем как дворовые курицы. Талиан, честно говоря, не понимал, что изменилось. Раньше его никто не слушал, зато теперь у людей всё падало и валилось из рук. А стоило ему повысить голос, как они начинали запинаться и мямлить.
Талиан велел альсальдцам опустить носилки на пол и опустился сам, бросив недовольно:
— Два дня прошло. Его что, не осматривали?
— Осматривали, — ещё сильнее побледнев, ответил молодой лекарь, перевернул руку раненого и, взглянув на размазанные знаки, выведенные прямо на коже, мрачно добавил: — Седьмой номер в очереди. Сегодня к тану Демиону понесут. Он… только он может помочь с такими ранами. Но… после военного совета, конечно же… — а затем, неожиданно всхлипнув, тот утёр глаза рукавом и добавил: — У нас после битвы ещё никто толком не спал. Делаем, что можем, но рук на всех не хвата…
Оборвав себя на полуслове, лекарь оторопело застыл. Серые, дымчатые с желтоватыми крапинками глаза расширились от ужаса, дёрнулась щека — и Талиан понял: юношу только что пришибло осознанием того, что, кому и как он только что сказал.
— Простите мою дерзость, мой император, — выдохнул тот обречённо, закрывая ладонью глаза. — Пожалуйста…
Скользнув взглядом по старому ожогу, показавшемуся из-под задравшегося рукава жёлтой туники, Талиан вдруг подумал, что вряд ли к нему отправили бы двух юнцов, если бы остальные не были позарез заняты.
— Я понимаю, — произнёс он и кривовато улыбнулся. — Сама решимость помогать другим, не жалея себя, заслуживает уважения.
Лекарь ещё раз негромко шмыгнул носом, подложил раненому под голову свёрнутое трубой полотенце и замолк. Казалось, даже дышать перестал, чтобы лишний раз не обращать на себя внимания.
Шутка ли? Посмел пожаловаться самому императору…
Застонав, раненый открыл глаза, что-то неслышно пробормотал и закрыл их — Талиан не успел разобрать ни слова.
— Повтори, — попросил он — и снова ничего.
Раненый старательно выговаривал фразы, но слишком неразборчиво и тихо. Талиан услышал имена, своё и тана Кериана, слова «бежать», «река», «враги».
— Ничего не понимаю… — вздохнул он с досадой, когда раненый сухо закашлялся и сплюнул кровью, схватившись рукой за перевязанную грудь.
— У него есть что-то для императора… слово не разобрал… кажется, на «пэ», — подсказал лекарь. — Что-то важное.
Нахмурившись, Талиан под звуки болезненных стонов обыскал раненого и нашёл странную записку. На смятой и пожелтевшей странице аккуратным убористым почерком была выведена какая-то несуразица:
ЛКО764РКОЙЯКРЙКАФЙДЯЗКПЙДЕРЁКЕДЗМ
НПДД3ОНЙЬРТЕПДЙКЛККЙИДПФЗНРЯЦФРТЕ
ПЫЙФЧЙТИНГЖДШЙДХМПНОДРЖКАДЕЯРКЛЖФ
РНЙТИПФСЬРОКПКЛДРСКЖЬОКРФОЙКНОЖЯА
ФРМПНМЯСРСАДНЗКЯЦНЙФЙФГАФЙФАЁЖЮЧН
КОЙФЁКГФИПФСЬДРЁКЗКНАФЗМПНОРСКДСР
ФЗКЗТМКЗКЩДКСЗНЙЯЙНВОДСН
Странное сообщение, если это было оно, оказалось зашифровано, и ключа к нему Талиан не знал.
— Несите его к тану Демиону прямо сейчас, — кивнул он на раненого. — Передайте, мне нужно, чтобы он заговорил. Ясно?
Под его внимательным взглядом альсальдцы подняли носилки и вынесли раненого, лекарь увязался следом за ними, и именно сейчас, когда надобность в этом отпала, слуги подали Талиану полотенца и воду — только досаду вызвали.
Вздохнув, он умылся — не пропадать же стараниям? — и ещё раз взглянул на письмо. Появилось и тут же исчезло странное чувство узнавания. Будто он когда-то видел похожее начертание букв, просто не мог вспомнить когда.
Талиан прогнал слуг, спрятал записку в сундук, сел на него сверху и целую минуту, наверное, просидел, считая удары сердца и больше ни о чём не думая. После чего встал, поправил ножны с «Кровопийцей» у пояса, пригладил отросшие кудри и вышел наружу — прямо в холодную мелкую морось, окрашенную в малиновый цвет.
Ещё несколько шагов, поворотов и изумлённого верчения головой, и Талиан сообразил, что всё вокруг кажется малиновым, потому что на нём висит воздушный щит. Но не такой, как он устанавливал, а другой. Привязанный именно к нему, а не к палатке.