Фроанхельская битва

Раньше благословение, которое наложил на него нэвий, лишь помогало подобрать и применить нужное заклинание. Могло ли так случиться, что после клятвы Демиона возможностей стало больше? Или после связи с сестрой?

Очередная загадка.

Талиан попробовал отменить заклинание, чётко проговорив вслух «Убрать», «Исчезнуть», «Развеять», но воздушный щит как висел вокруг него, переливаясь малиновыми бликами, точно мыльный пузырь, так и остался висеть. Значит… это заклинание не его?

Пожав плечами, Талиан пообещал себе разобраться с этой загадкой позже: магическая защита была малинового цвета, а значит, никак не могла быть делом рук тана Анлетти. От него он помощь точно не принял бы, а всё остальное…

Остальное могло и подождать.

В палатке для совещаний, как ни странно, собрались практически все. У овального стола, заваленного бумагами, его ожидали четыре сения и тан Анлетти, сцепивший руки на груди и напряжённо шагавший из угла в угол. Не хватало только Демиона, и… ком встал в горле, когда среди сениев Талиан заметил Литану.

Она была прекрасна, как и всегда, даже несмотря на стянутые в тугой пучок волосы на затылке и невзрачную традиционную кюльхеймскую одежду: болотного цвета штаны и рубаху, поверх которых была надета коричнево-серая туника с рукавами до локтя, разрезанная спереди сверху вниз, так что её половины сходились в единственном месте — у пояса.

Украшением ей служила широкая золотистая лента, нашитая на груди таким образом, что собиралась в ряд из петелек. Удобно, кто бы спорил, но в шёлковом полупрозрачном хитоне Литана нравилось ему больше.

— Да здравствует император! — дружный возглас сениев не дал Талиану погрузиться в горько-сладкие воспоминания.

Он прошёл к столу, нарочно остановившись у ближнего края, чтобы тан Анлетти остался по другую от него сторону, и упёрся обеими руками в столешницу.

— Ждём тана Демиона и начинаем. У меня есть для вас важное сообщение.

— Позвольте раньше представиться вам, мой император. Я Литана, дочь Иналона, из рода Исэнгунов, — она на мгновение замялась, переводя дыхание после низкого поклона, — двадцать четвёртая танья Кюльхейма, получившая титул по праву рождения.

Конечно… они же теперь друг другу чужие… и он её… видит впервые.

Талиан поднял потяжелевший взгляд от столешницы и перевёл его на любимое лицо. Казалось бы, у него столько было дел, столько бед и несчастий, что ещё одно бесследно растворилось бы в их числе, как слеза, упавшая в море. Но нет, сердце болезненно сжалось и зачастило.

Прав всё-таки тан Анлетти. Только круглый дурак мог влюбиться в отбитую у разбойников девушку, сохранить её тайну и отпустить, так и не сумев при этом забыть.

— Рад встрече с вами, — слова обдирали горло, точно проглоченная рыбная кость, но Талиан как-то смог выдавить их из себя. — Соболезную вашей утрате.

— Мой брат предал империю и её императора. Не желаю иметь с ним ничего общего, — произнесла она, глядя ему в глаза, и её голос ни разу не дрогнул.

Адризель преславный, его ли это Литана? Та ли это женщина, задыхавшаяся у него на груди от слёз? Или… вместе с титулом и даруемой им властью сострадания лишаются все поголовно?

— И всё-таки он ваш брат, — закончил Талиан тихо, но твёрдо.

Пока они говорили, тан Анлетти не спускал с него глаз, и его взгляд, тоскливый и пронзительный, сложно было не замечать: он жёг кожу. Талиан не понимал пока, почему тот молчит, почему не делает попыток остановить его или околдовать сениев. Как не понимал и того, каким образом здесь оказалась Литана.

Однако время для расспросов ещё не наступило. Собравшиеся молчали и переглядывались. И… наверное, это и называется политикой?

Талиан чувствовал на себе чужие взгляды, только все они были разными. Сений Келсин изучал его с благодушной улыбкой, но синие глаза когринца оставались холодными. В них сквозил интерес, любопытство к предстоящему противостоянию. Быть может, усмешка?

Не было похоже, что командующий I Джотисской армии окажет ему поддержку, но он смотрел, а значит не считал Талиана заведомо проигравшим.

Другое дело — сений Потитур. Во взгляде командующего VII Агрифской армией азарта и дерзости хватило бы на целую соту. Он обещал поддержку и словно подначивал, мол, давай, сделай первый шаг — а мы уж подхватим.

А вот сению Брыгню не повезло, его положение оказалось наиболее щекотливым. Старый вояка метался глазами с него на тана Анлетти и обратно, никак не решаясь выбрать сторону. Талиан мог припомнить ему долг, два долга — за сохранённую жизнь и за исполнение просьбы, — но не хотел выдавливать поддержку грязным шантажом.

Если всё-таки решит следовать за таном Анлетти — пусть следует. Адризель ему судья.

И только сению Севуру, командующему II Джотисской армии, не было до него никакого дела. Тот баюкал в перевязи раненую руку и, зверски стиснув зубы, катал по скулам желваки. Если его что-то и волновало, так это необходимость сидеть здесь сейчас, когда тело требовало покоя.

Всеобщее молчание грозило затянуться, сделавшись тягостным и оттого непереносимым, когда полог палатки раздвинулся и внутрь, пошатываясь, ввалился Демион. Перепачканный в чужой крови, осунувшийся и взъерошенный, тот нашёл его мутным взглядом и виновато произнёс:

— Прости, Талиан. Я только повязку снял, как он уже умер. Надо было раньше нести, — после чего рухнул в ближайшее плетёное кресло и, обессилев, закрыл глаза.

— Раз все в сборе, — произнёс молчавший до этого момента тан Анлетти, — пришло время отчитаться перед императором за прошедшую битву.

— Но моё сообщение!