Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 35 из 132

Арий не ответил, только тяжело вздохнул, растирая слезящиеся глаза.

— Никуда они не денутся, — прошептал Хвыщ. — А заклясть их нельзя. Они неубиваемые.

Синдибум громко потянул носом и соскочил с кровати.

— Сам слышал, — зловеще протянул подмастерье зеленщика. — Их даже в лицо никто не знает.

— Я не планы по свержению мегамагов строить пришёл, — не выдержал Арий. — Я за жабятами! Помнишь?

— Да, помню, — рыкнул Хвыщ. — Только нечего мне сниться по ночам. Да ещё в таких противных кошмарах. Мне и днём-то от тебя достаётся, к кикиморам отправляешь, а теперь ещё взялся в мои видения лезть.

Синдибум нетерпеливо топтался перед кроватью, пытаясь придумать, что ещё сказать, но от недосыпа голова гудела, напрочь отказываясь соображать.

— Это ужас какой-то, — пожаловался подмастерье зеленщика. — Ты мегамаг. Сидишь на троне в Великой башне весь в черном и безнаказанно подшучиваешь надо всеми. Брр…

— Забудь! — отрезал Арий. — Я никогда не буду мегамагом. Обещаю! У меня даже свитка нет. Ты мне лучше жабят дай. Я их потчевать…

— Неделю будешь угощать, что ли, — перебил Хвыщ. — Мне их откормить надо. А то тощие, как чародейки на выданье.

— Да хоть две!

Подмастерье зеленщика выбрался из кровати и, криво зевая, снял с полки коробку с крышкой.

— Если обидишь моих подданных, даже мегамаги не помогут, — сдвинул брови он. — Полезешь в Кикиморово болото за новыми!

— Так точно, ваше высочество жабий король, не извольте сумневаться. Буду пхать в них червяков с мухами, пока не разорвутся.

Синдибум сунул коробку под мышку и забрался на подоконник.

— Через дверь иди, что ли, — рассерчал Хвыщ. — А то уронишь ещё!

— Конечно, конечно, — поспешно согласился Арий и на ощупь двинулся к выходу.

Влетев в темноте в ведро с водой, он с грохотом выскочил на лестницу.

— Запомни, ты обещал никогда не быть мегамагом! — донеслось из-за спины.

Но Синдибум даже не кивнул. Полдела уже сделано. Теперь серенада задастся. С такими-то аккомпаниаторами.

Проскочив пять ярусов, ноги летели сами по себе, не касаясь ступеней, он нарвал лиловых колокольчиков и бесшумно пробрался под окно Мары. Её флигель выдавался уступом над широким балконом. На подоконнике тянулись к свету, только-только пробивающемуся через мрачные тучи, цветы в горшках, а над острым конусом башенки безмолвно покачивался золоченый флюгер с улыбающейся гарпией.

Синдибум открыл коробку, пересчитав клыкастых жаб. На него смотрели сорок немигающих глаз. И без того пупырчатые бледно-зелёные тельца покрывали ржаные наросты и вздувшиеся бородавки. А из огромных, угрюмо сжатых ртов выпирали тонкие, кривые клыки.

— Вас ждёт праздничное угощение, — пообещал Арий.

Жабы надменно сощурились и даже не квакнули в ответ.

Синдибум прокашлялся и затянул:

— Тебя так люблю, что ночами не сплю,

Лежу, как в бреду, и уснуть не могу,

Тоскуя, бреду — бубу, дудуду, к флигелю, ай-люлю.

Ты хоть понемногу, развей мою тревогу.

Он недовольно зыркнул на жаб, и они надули щёки, запев неожиданно чистыми, мелодичными голосами:

— Твоё имя, Мара, любимое моё!

Оно самое-пресамое любимое моё!

Выходи же, Мара, с рассветом на порог!

Для любви, для нашей, не нужен ведь предлог!

Тучи расползлись в стороны, и под звон колокольни башню осветили ласковые лучи солнца. Проскользнув через стёкла по комнате заскакали солнечные зайчики, поглаживая мягкими лапками рассыпанные по подушке рыжие волосы.

Она уже не спала. Вчерашний вечер казался далёким и нереальным. А её собственные слова, сказанные сгоряча, чужими и беспощадными. Будь они неладны, эти линии судьбы, не дающие ей покоя уже много-много лет. Кто у неё ещё есть кроме Ария? Родителей давно не стало, а тётку-опекуншу интересовали только омолаживающие зелья и светские сплетни. Они и разговаривали-то не каждый день, хоть и жили под одной крышей. Исчезни Мара, так тётка не сразу и схватится. Подумаешь домой не пришла, взрослая уже, сама разберётся.

Синдибум нетерпеливо прохаживался под окном, закрыв коробку с жабами. Клыкастые уродцы недовольно квакали, но ему было всё равно. Под чёрной шляпой уже собирались зловещие тучи, обсыпая голову градом самых отвратительных мыслей. Жить наперекор всему и всем — невыносимо. Пройдёт несколько минут, и стажёрка выйдет из дома. Может быть, даже улыбнётся, извиняясь, а ему уже хочется высказать ей всё, что накипело, и убежать сломя голову прочь.

Мара собралась только через полчаса, когда Арий, сквозь зубы, переругиваясь с жабами, дошёл до угроз отправить их в суп.