Из глубин

– Ну вот! – с шутливым недовольством Мечеслав возвёл руки.

– Нет, серьёзно. Ты подумай… Прошлое всегда манит, в нём есть какая-то красивая дымка, флёр благородности и некой другой, настоящей жизни – почему-то всегда более настоящей, чем теперь. Может быть, эффекты освещения… Дальнее часто предстаёт в другом свете. А может, в самом деле, большое лучше видится на расстоянии. Нет, ну вот попробуй представить: знал ли генерал Чечёткин, когда направлял остатки своей армии в последний бой, что враги тоже обречены, что они зашли слишком далеко в болота и не выберутся обратно? Знала ли дева Летенция, поджигая свой жертвенный костёр, что люди веками будут петь о ней в песне – о птице-деве, спасшей город?

– Летенция, может, и знала, – усмехнулся Мечеслав.

– Ну, это, конечно, легенда, – отмахнулся Георг. – Но легенды тоже правдивы в глубине своей. Суть одна: ни у кого из тех людей и в мыслях не мелькало, что они вот в этот самый момент совершают поступок исторической значимости, – не до того им было. Это только мы теперь можем взглянуть со стороны и оценить: вот как случалось, вот какие великие дела совершались. А мы… что мы… Мы в настоящем – скучном, обыденном. У нас тут мелкий быт, обстоятельства и всякие отвлекающие необходимости – ни разу не красивые и не великие, – он чуть грустно, чуть насмешливо улыбнулся; хорошо знакомая его улыбка, неизменно говорящая: «ну, ты-то понял, что я на самом деле имею в виду».

– Поэтому, – заключил Георг, – прошлое всегда притягивает, даже если это Великая война или времена царя Гурголика.

Мечеслав дожевал печенье.

– Не знаю, как там с Гурголиком, – он слизнул с пальцев крошки. – Но, по-моему, сейчас самое что ни на есть прекрасное время. Вокруг всё вырастает на глазах, переменяется вмиг там, где раньше ушли бы века… Ты слышал про субмарину, А-114?

– Только не говори, что причастен, – рассмеялся Георг.

– Я – нет… Там другие люди, профи в этом деле. Но я отслеживал, как всё идёт, ещё когда только начались работы. Мне было интересно, получится ли что-то из этой затеи и что именно. И… ты представляешь, в начале этого года они построили первый экземпляр! Скоро проверят в полевых условиях, и если да… Субмарина – представляешь, Георг? Не те подлодки, что были в войну, а настоящий глубоководный корабль. Сможет спускаться туда, где вообще ещё не бывал человек.

Георг, задумчиво улыбавшийся в течение всей этой речи, смотрел в свою чашку чая и иногда кивал.

– Знаешь, – сказал он наконец, – в тебе уцелело одно замечательное свойство: ты понимаешь, что удивительное и впрямь удивительно. Люди с возрастом обычно утрачивают это. Да и не обязательно с возрастом… – он вслушался в шум телевизора за стеной и мотнул головой в ту сторону. – Думаешь, ей есть дело, что когда-то этот ящик был в диковинку? Она росла с ним.

Ника, проходя мимо, бегло и точно оценила наполненность вазетки, подкинула ещё печенья.

Трамваи уже не ходили, но он, пожалуй, и не сел бы, даже если бы ходили. Выпал шанс пройтись по огромному вечернему городу, как во всех этих книжках про старину и другие страны, – возможность, которой Мечеслав был лишён все двадцать девять лет своей жизни. Ну, пройдись от одного угла поселения до другого, только что тебе тут понадобилось? Если уж не спится, то лучше взирать со своего надцатого этажа на яркие небесные звёзды или на дальние многоэтажки, что теснятся на другом пятачке болот, в десятках километров отсюда, – тянущиеся ввысь зажжённые свечки.

Ринордийск был другим. Он никуда не тянулся, а, скорее, стлался по земле – изгибающиеся, сплетённые, будто пляской, стены и вершины: театры, прикидывающиеся древними храмами, или, наоборот, храмы, похожие на театр. Вон выплыл чей-то силуэт на скате крыши – горгулья? Хотя нет… пожалуй, слишком изящно для горгульи.

Мечеслав вышел к набережной, облокотился ненадолго о парапет.

Похоже, он всё-таки заблудился.

Впрочем, если здесь река, то где-то поблизости должна быть и Главная площадь. Чуть ли не вот этот мост (огни по краям превращали его в светящуюся линию на чёрной воде) выводит на неё. Вполне даже возможно, что это Передвижный мост – да, тот, что сам перенёсся на двести метров вниз по течению. Мечеслав вспомнил эту легенду и улыбнулся детской наивности того, кто её придумал.

К площади ему сейчас было не надо, а вот если двинуться вдоль набережной, то так он точно не собьётся.

По правую руку, между ним и рекой, вставали теперь в ряд фонари. В их молочном свете угадывалось лёгкое вьющееся движение – наверно, это кружили бабочки.

Не было ещё ночи, и странные огни блуждали за стеклом, поэтому он включил свет в комнате, чтоб просмотреть ещё раз планы и сводки.

Один из крайних северо-восточных холмов, Желе́знистая долина… Именно в это место на карте ткнул в конце своего доклада главный идеолог проекта, Денис Себастьянович – ткнул неожиданно робко и тут же заговорил, что это только предложение и сам он начал бы отсюда, но если у кого-то есть другие соображения… Будто в последний момент испугался взять ответственность за всё, что последует. Как же давно это было…