Страница 69 из 77
«Есть», - подумав, сказало Перо. Соня улыбнулась и, поднявшись с кровати, подошла к столу и взяла листок бумаги с эмблемой гостиницы.
- Что я должна сделать? – спросила она. – Просто взять и написать?
«Да, - ответило Перо и вздрогнуло. Воздух над ним колебался неровным маревом, какое бывает между пламенем и дымом костра. – Просто возьми меня и напиши».
- Они ведь там сожрут друг друга. В прямом смысле слова, - сказала Соня и, осторожно взяв Перо, написала:
«Владимир Винокуров и Никита Тимофеев очнулись на рассвете у кромки моря. Ветер облизывал голую каменистую спину островка, лежащего вдали от всех торговых путей…»
Перо плавно скользило по бумаге. Писать было очень легко.
***
Купе было в полном распоряжении Сони. Туристический сезон давно закончился, до новогодних праздников было еще далеко, и желающих отправиться в ноябрьский Питер нашлось не так уж много. Одиннадцать часов в пути; бросив сумку под стол, Соня поставила телефон на зарядку и вытянулась на полке. Вскоре поезд плавно качнулся и неторопливо двинулся вперед, оставляя за собой темное здание вокзала.
Меньше всего Соня ожидала, что Перо подведет ее настолько сильно.
Проводник проверил билеты, предложил чаю – Соня сдержанно улыбнулась и сказала, что подумает. Наконец, ее оставили в покое, и Соня решила побродить по интернету. Что еще остается делать, если Перо, отправив Никитоса и Винокурова в дальние дали, сообщило, что измучено настолько, что ничем больше не сможет помочь. Ему требовался отдых и восстановление сил. Соня в буквальном смысле слова лишилась дара речи – она смотрела на Перо и думала о том, что не попадет в Сузу и не сможет помочь Лефевру.
Он наверняка в тюрьме. Застрелил принца из своего табельного оружия, похитил принцессу и умудрился куда-то ее спрятать – а преступления против короны сузианское правосудие карало смертью. И вряд ли можно было доказать, что принц Рекиген был одержим, и у Огюста-Эжена, собственно говоря, не было иного выхода. Простит ли Ахонсо убийство сына? Придет ли на помощь?
Соня до сих пор чувствовала пробирающую простудную дрожь страха и беспомощности. Винокуров истерзал несчастный артефакт настолько, что Перо и говорить-то могло с трудом, не то что отправлять Соню в другой мир.
- По крайней мере, скажи, что с Огюстом-Эженом, - попросила Соня. Разочарование и полный крах всех надежд все-таки не могли заставить ее сердиться на артефакт. В конце концов, устранение Винокурова было первостепенной задачей; Соня подумала, что слишком быстро научилась распределять приоритеты с достаточной жесткостью, и ей стало очень горько.
- Он жив, он в тюрьме, - устало откликнулось Перо. – И он справится. Прости, Соня. Я должен отдохнуть.
Сейчас Перо лежало в сумке, надежно упакованное в коробку. Соня положила его на вату, пропитанную апельсиновым маслом. Что ж, иногда обстоятельства бывают сильнее нас. Не жечь же его, в конце концов, на огне зажигалки…
Об исчезновении Винокурова трубили все газеты и все новостные сайты. Во время пресс-тура в Велецке гений современной литературы бесследно исчез – зашел в туалет и пропал. До сих пор о нем не было никаких известий. Поклонники сходили с ума, предлагая самые невероятные версии: среди всех прочих Соню порадовала мысль, изложенная неким Обнимуськой на одном из форумов – Винокуров на самом деле маг и отправился в Саату. Соберет материала для новых книг и вернется.
- В каком-то смысле это так, - негромко сказала Соня. – Вот только он не вернется.
Интересно, сколько Никитос и Винокуров протянут на том островке? Впрочем… впрочем, нет, неинтересно – Соня признала, что испытывает полное равнодушие к судьбе теперь уже бывшего мужа и его любимого писателя. Она всем сердцем рвалась в Сузу, к Лефевру, но Перо было безмолвным и неподвижным, и Соня не могла сказать даже приблизительно, сколько ей придется ждать.
Огюст-Эжен наверняка сказал бы что-то вроде того, что не стоит изводить себя мучительными терзаниями, если все равно ничего не можешь изменить. Соня пробовала взять себя в руки, старательно прогоняя дурные мысли, но в конце концов ей стало казаться, что в Сузе ее будет ждать могила любимого человека. Ахонсо не вмешается – ему нужен козел отпущения, на которого можно свалить убийство принца и смерть народной любимицы. Принцесса Алита станет святой мученицей, а злонамеренный маг Лефевр…
Соня старательно обрывала плохие мысли.
В Москве поезд стоял полчаса. Соня угрюмо смотрела, как на перроне кучкуются пассажиры, вышедшие покурить и глотнуть свежего воздуха. Шел мелкий дождь. Самое скверное время года, когда хочется забиться куда-нибудь и не выбираться. В Велецке, оставленном далеко позади, всегда был ноябрь… Соня смотрела в окно, и в мыслях мелькали обрывки молитв – она не могла понять, кому именно молится и на каком языке, но суть была одна: пусть Лефевр дождется. Пусть он выживет.
Никто не отвечал. Небо над перроном было низким, серым и унылым.
Поезд прибыл в Петербург около десяти утра. Войдя в здание вокзала, наполненное голосами, музыкой и суетой, Соня некоторое время смотрела на бюст Петра, а потом спустилась в метро и, поблуждав пару минут, определилась с направлением и села в вагон. Теперь ее путь лежал на Васильевский остров.
По городу пришлось поблуждать: Соня шла мимо угрюмых нахохлившихся домов, изредка сверяясь с картой в смартфоне, но то ли карта была неправильной, то ли улицы решили поиграть с ней, как кошка с мышью, но нужный дом никак не попадался. Но, когда Соня успела отчаяться и окончательно пасть духом, карта все-таки вывела ее к шестиэтажному светло-желтому зданию. Встав под козырек подъезда, Соня аккуратно извлекла из сумки толстый конверт, еще раз сверилась с адресом и, мысленно перекрестившись, набрала на домофоне нужный номер квартиры. Несколько долгих минут Соня слушала мелодичные переливы из динамика, а сердце так и прыгало в груди. Что, если там никого нет? Дед и бабушка Огюста-Эжена наверняка очень старенькие, они могли и не дожить… Наконец, когда Соня вздохнула и решила уйти, чтобы вернуться попозже, домофон ожил: