Страница 70 из 77
- Здравствуйте, я к Мезенцевым, - откликнулась Соня и сама удивилась тому, как задрожал ее голос. Она готова была расплакаться. – К Анне и Евгению Мезенцевым.
Ей ничего не ответили, но домофон пикнул, и дверь открылась. Нырнув в подъезд, Соня открыла конверт и вынула оттуда листок с акварелью – с рисунка улыбалась молодая женщина в светлом платье. Ее вряд ли можно было назвать красавицей, но во взгляде, повороте головы и выражении лица таилось нечто, бывшее сильнее любой красоты. Поднявшись по ступенькам на второй этаж, где уже была открыта дверь в квартиру, и маленькая старушка в темном платье смотрела на лестницу, Соня спросила:
- Вы Анна Петровна Мезенцева?
- Да, - кивнула старушка. – Да, это я.
Во взгляде выцветших серых глаз, за приветливым дружелюбием, Соня заметила старую-старую боль. Должно быть, Анна Петровна иногда забывала о ней, но потом боль неизменно всплывала снова. Соня протянула ей акварель и сказала:
- Это вам.
Старушка приняла рисунок, всмотрелась в изображенную на нем девушку и вдруг вздрогнула всем телом, едва не уронив акварель. Если бы Соня не подхватила ее под руку, Анна Петровна наверняка упала бы.
- Леночка… - прошептала она. – Господи, Леночка моя…
Значит, Елена Евгеньевна Мезенцева. Соня назвала это имя, и мир вокруг на мгновение изменился, став не осенним и мрачным, а радостным и ясным. Мать Лефевра наконец-то вернулась домой.
- Откуда это у вас? – спросила Анна Петровна, вглядываясь в рисунок и осторожно гладя лицо дочери. – Кто вы?
- Я от Лены, - сказала Соня, понимая, что сейчас ей придется много врать и чувствуя страшную неловкость, когда не знаешь, куда деться, но вынужден делать то, что должен. Анна Петровна посмотрела на нее, и Соня увидела, что старушка плачет.
- Она жива? – в этом вопросе была такая надежда, что у Сони сжалось сердце.
- Да, - откликнулась она и протянула конверт Анне Петровне. – Да, она жива. Я видела ее неделю назад.
Лицо старушки дрогнуло, сминаясь маской скорби и счастья. Ее давно потерянная дочь была жива, и целая жизнь прошла в ожидании этих слов… Отступив в квартиру, Анна Петровна растерянно пролепетала, не сводя взгляда с акварели:
- Да что же я… Вы проходите, проходите скорее. Как вас зовут?
- Соня.
- Проходите, Сонечка, - повторила старушка. – Евгеша скоро придет…
Разувшись и нанизав пальто на крючок вешалки, Соня прошла за Анной Петровной в небольшой зал. Должно быть, квартира, где живут двое пожилых супругов, должна быть именно такой: с неновой, но аккуратной мебелью, с фотографиями на стенах и полках, с огромным количеством книг и цветочными горшками на подоконнике. Вопреки ожиданиям, в зале пахло не затхлостью слежавшегося времени, а какими-то духами, невероятно изящными в своей старомодности. На одной из фотографий Соня узнала Хелену Лефевр – Лену Мезенцеву. Она сидела на скамье, сцепив руки в замок на коленях, и улыбалась человеку по другую сторону объектива. Это было непонятное светлое чувство возвращения домой после долгой разлуки; Соня шмыгнула носом и отвела взгляд от снимка.
Анна Петровна с трепетной нежностью вынула из конверта акварели – на одной из них она сама, молодая и веселая, была изображена с мужем, на другой была Бригитта – юная, легкая, очень похожая на мать, на третьей – Огюст-Эжен, серьезный и строгий. На последней Елена нарисовала себя и мужа. Анна Петровна долго рассматривала акварели, не замечая, что по лицу струятся слезы. Ее улыбка была такой, что Соня ощутила, как останавливается сердце.
- Леночка… - промолвила Анна Петровна и вынула из конверта письмо: большое, подробное, на нескольких листах. Соня считала непорядочным читать чужие письма, но с этим была вынуждена ознакомиться, чтобы составить легенду, которую должны узнать родители Хелены Лефевр. Анна Петровна быстро прочла письмо, потом перечитала его медленно, вдумчиво, и перечитала еще раз, отрываясь от мелких убористых строчек и глядя на лица людей на акварелях.
- Ее почерк… - растерянно промолвила Анна Петровна. – Ее стиль. Леночка хотела стать художницей, ее манеру не перепутаешь… Вы ее видели, Сонечка? Видели?
- Да, - кивнула Соня и быстро и многозначительно добавила: - Понимаете, я не имею права рассказывать вам детали. На самом деле меня тут вообще нет. Но Лена… она жива и здорова. У нее дети. И она каждый день вспоминает о вас. Каждый день…
Анна Петровна оробело качнула головой. Только сейчас Соня заметила, как трясутся руки старушки.
- Внешняя разведка, да? – спросила она. – Поэтому Леночке нельзя ни позвонить, ни написать?
Соня утвердительно кивнула.
- Если ее раскроют, то это подставит под удар нашу страну, - сказала она без выражения, старательно глядя в сторону. Анна Петровна понимающе вздохнула, и Соня поспешила добавить: - Я и так на грани провала. Но все-таки в мире должна быть справедливость, правда?
В замке заворочался ключ, и в квартиру вошли. Анна Петровна встрепенулась и, подхватив содержимое конверта, бросилась в прихожую. Соня старательно рассматривала свои руки, пытаясь не вслушиваться в негромкие голоса из прихожей и невольно ловя обрывки слов. Потом вдруг стало тихо, очень тихо, а потом кто-то вздохнул и спросил:
- Она там?
В зал вошел высокий чуть сутулый мужчина, которого язык не поворачивался назвать стариком – глядя на пожилого джентльмена, Соня подумала, что именно таким и будет Огюст-Эжен лет через пятьдесят. Робко поднявшись с кресла, она хотела было поздороваться, но Евгений Мезенцев твердо спросил:
- Она жива?
- Жива, - ответила Соня, пытаясь взять себя в руки и вернуть голосу спокойную уверенность. – Жива и здорова, я видела ее неделю назад…