Страница 9 из 243
- Я его ненавижу! - процедила Юля свозь стиснутые зубы.
- Я уже дал согласие на ваш брак, так что едва ли мне это интересно. Могу лишь посоветовать поскорее переменить своё отношение к будущему супругу.
- Да я скорее наложу на себя руки, чем соглашусь!
Кошелев отошел к окну и отвернулся от сестры. Теперь Жюли была видна только его напряжённая спина.
- Не стоит так драматизировать, Жюли, - заговорил он, наконец. - Все эти годы мы выдавали тебя за члена нашей семьи, но слишком многие видели и помнят, как всё было на самом деле. У барона есть титул и состояние, поэтому общество отнесётся к нему благосклонно. Подумай и ответь себе: есть ли в нашем уезде ещё кто-то, кто согласится на брак с тобой, зная о твоём происхождении?
Слова били наотмашь, как пощёчины. Вспыхнув, Юля резко развернулась и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.
Сбежав из кабинета, Жюли тихо прошмыгнула в спальню, решив сказаться больной и не выходить из комнаты до вечера. Повернув ключ в дверях, она подошла к постели и, засунув руку под перину, извлекла потрёпанный томик «Евгения Онегина». Открыв книгу, она в который раз прочла строки, написанные рукой Шеховского. Тяжёлый вздох вырвался из груди. Все поля на этой странице были исписаны её рукой всего тремя словами: «Шеховской Павел Николаевич».
- Клянусь, мы увидимся! - прошептала она, и слеза расплылась по бумаге, сорвавшись с длинных пушистых ресниц.
- Юлия Львовна, вы здесь? - услышала она возмущённый голос жены брата. – Откройте сию минуту, или я прикажу высадить дверь! - не на шутку завелась Докки.
Спрятав на место книгу, Жюли торопливо вытерла глаза тыльной стороной ладони.
- Оставьте меня, Докки! Что вам ещё надобно?
- Немедленно откройте! Вы ставите брата в невозможное положение, а он ведь печётся только о вашем благополучии. Все уже решено, и ваше глупое упрямство только доказывает, какая вы на самом деле неблагодарная девчонка, - продолжала возмущаться сноха.
- Я только… переоденусь, - сдалась Юля. – Пришлите Пелагею ко мне.
- У вас четверть часа, - недовольно бросила Докки, отходя от дверей покоев Жюли, - и поторопитесь, вы же знаете, что у нас гость к обеду.
Подойдя к двери, Юля повернула в замке ключ, впуская в комнату Пелагею.
- Приготовь мне платье розовое, - едва не плача, прошептала она.
- Ох, касатка ты моя! - всплеснула руками Пелагея. – Да не убивайся ты так! Господин барон-то, может, и староват для тебя малость будет, но ведь и лицом не дурен, и при деньгах больших. Уж лучше бы тебе по-хорошему согласится-то, потому что Сергей Львович от слова-то своего не отступится.
Юля молчала, не в силах спорить с кем бы то ни было. Для брата баронский титул стал достаточным основанием, чтобы с радостью принять предложение соседа от её имени. Присев перед зеркалом, она уставилась на своё отражение.
- Ты вон как похорошела, глаз не отвесть, то-то же барон тебя и заприметил, - продолжила Пелагея, раскладывая на кровати нарядное шёлковое платье.
- Пелагея, сделай милость, помолчи! – вырвалось у Юленьки.
«Убегу, ей-Богу убегу!» - мрачно глядя на свое отражение, решила она.
- Скажи-ка, а я и в правду хорошо пою? – поинтересовалась она у старой няньки.
- Да я лучше-то и не слыхала, хотя девок голосистых у нас полно, - не задумываясь, ответила Пелагея, помогая хозяйке переодеваться. – Голос у тебя чистый да звонкий, что колокольчик.
Оглядев себя в зеркало, Юленька, тяжело вздохнув, вышла из комнаты.
Все семейство перед обедом собралось в диванной. Потупив глаза, как и положено благовоспитанной барышне, Юля села на софу подле Полин, подальше от своего жениха.
- Жюли, - шепнула ей на ухо Полин, когда Серж заговорил о чем-то с Бонсдорфом, - не стоит так огорчаться. Я постараюсь уговорить Сержа отложить венчание до Красной горки на будущий год. Может, он даже согласится, чтобы ты поехала с нами в Петербург в этом сезоне. Даст Бог, всё образуется! Но согласись, барон не так уж плох.
- А ты сама пошла бы за него? – тихо спросила Юля.
- Только вместо эшафота! – не раздумывая ни минуты, честно призналась Полин.
- Серж никогда не согласится взять меня в Петербург, - вздохнула Юленька. – Куда проще выдать меня за Бонсдорфа, чем тратиться на новый гардероб.
Юля украдкой бросила взгляд на Александра Алексеевича, вольготно расположившегося в кресле. Если уж быть совсем правдивой, то, пожалуй, барон не так уж стар. Разве сорок семь лет — это старость? – уговаривала она себя. Но когда она попыталась представить себя перед алтарем подле него, то едва не застонала в голос: ей-то всего семнадцать! Словно в тумане, она услышала, что Александр Алексеевич обращается к ней с вопросом:
- Юлия Львовна, мне Сергей Львович говорил, что вы недурно поёте. Не согласитесь ли что-нибудь исполнить?
- Боюсь, я сегодня не в голосе, Александр Алексеевич, - попыталась отказаться Юля, но, перехватив тяжёлый взгляд брата, послушно поднялась с софы и подошла к роялю. «Господи, ну как можно петь, если в горло саднит от непролитых слёз, а ком в груди мешает дышать, не то что петь?!»
- Не судите строго, - едва заметно улыбнулась она Бонсдорфу, - Вы мне не подыграете?
- С удовольствием!
Барон вскочил с кресла и, устроившись за роялем, обратился к ней:
- Что будете петь?
- «Я помню чудное мгновение», - ответила Юля.
Бонсдорф, что-то пробубнил себе под нос, пытаясь вспомнить мелодию, но потом решительно кивнул и взял первый аккорд. Играл он отвратительно, то и дело ошибаясь и сбиваясь с ритма. Допев второй куплет, Юля во время проигрыша пару раз тихонько кашлянула, прикрыв рот ладошкой, и Бонсдорф, тотчас оставив в покое инструмент, бросился к графину с вином, стоявшему на столе. Налив в бокал вина, он преподнёс его исполнительнице.