Демоны внутри. Тёмный трон

Если вечность — это битва, это битва без конца!

Кровь и сталь поют о славе — только, мальчик, не твоей,

Не солдата, не убийцы, это слава — королей!

Кто стоит в тени от битвы? Кто потом взойдёт на трон?

Тем, кто выжил, тем и слава,

Прочим — тьма и смех ворон!»

Turnezolle «Песнь о павших братьях»

      — Это мне вместо «спасибо»? — поинтересовался голос глядевшего на то, как меня выворачивает наизнанку.

      — Вполне возможно. Ты её чуть не угробил! — легкомысленно хмыкнул второй невидимка.

      — Это не я предложил тащить её через рощу висельников! Я даже не знал, что она человек, пока она папашу вслух не вспомнила!

      — Так! Хватит спорить, а то она точно помрёт, если мы ничего не сделаем, пытаясь выяснить, кто в чём виноват! — услышала я старшего отряда. — Если это случится, будете объясняться перед Велиалом сами.

      — А что делать-то? Я людей видел всего пару раз в жизни, и как-то не интересовался, чем они болеют, и как их при этом лечить!

      — Всё нормально, мне уже лучше, — хрипло отозвалась я, лёжа на боку с закрытыми глазами и наслаждаясь прохладой травы под щекой. Я чувствовала себя так, как можно почувствовать, когда отравился, но это не походило на агонию.

      Эти дурни даже подстелить ничего не догадались: просто стащили с гхоры, чтобы я ничего не сломала при падении, когда, по-видимому, потеряла сознание. Голова всё ещё кружилась, и от каждого движения казалось, что меня швыряет то вверх, то вниз. Пытаясь побороть русские горки в черепной коробке, я без стеснения продолжала сжимать чью-то руку. Обладатель руки явно не имел ничего против этого.

      — Ты уверена? — несмотря на все мои протесты, меня с силой усадили и вручили бурдюк с водой. Я всё ещё толком не видела ничего, но мозг кое-как обрабатывал те крохи информации, которые пробивались сквозь ядовитую пелену. — Давай, пей. Должно стать легче.

      — С чего ты так решил? — поинтересовался кто-то из троицы.

      — У тебя что, никогда похмелья что ли не было? Алкоголь тоже яд.

      Я сделала несколько глотков, но меня почти сразу снова стошнило.

      — Уголь… — пробормотала я, отдышавшись.

      — Что?

      — Мне нужен древесный уголь…

      — Она бредит, — констатировал один из двух незнакомых голосов, и я ясно расслышала нотки веселья в его голосе.

      — Уголь, дебила ты кусок! Мне нужен уголь! — не выдержала я и вслепую отбросила бурдюк в ту сторону, откуда долетали звуки. — Блядский лес! Блядский Круг! Блядский король! НЕНАВИЖУ!!!

      — Маркиза разбушевалась, — хохотнул второй из невидимок. Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда я тут сдохну, потому что вы недосмотрели, кретин. — Ох, как бы не казнила в итоге. Ладно, будет тебе уголь, только не делай так больше: у нас не так много воды, а чистую ещё поискать надо.

      Меня оставили в покое на какое-то время. Лишь отнесли и прислонили спиной к дереву, чтобы я не захлебнулась в собственной рвоте, если вдруг усну. Спать хотелось, но мне было слишком страшно, и я то и дело щипала себя и кусала руку с такой силой, что один раз почувствовала кровь на языке. Но боли практически не было, что означало одно: на деле мне было куда хуже, чем я думала, так что боль не пробивалась в сознание.

      Зрение медленно возвращалось ко мне. Сперва я начала различать ближайшие предметы и наконец-то увидела ладони чётко. Только с седьмого раза, медленно и сбивчиво я пересчитала пальцы на руках. От одного до десяти. Потом, далеко не с первой попытки, в обратном порядке. Нормально мыслить получалось с трудом. Такие простые действия давались настолько плохо, что сосредоточение вызывало ещё большую головную боль.

      Моё сопровождение сидело рядом и разговаривало на отстранённые темы, то и дело хохоча, но каждый раз испуганно замолкая, когда я начинала шевелиться. Через какое-то время я смогла наконец-то сфокусироваться на каждом из них и начала осознавать, что происходит, и где мы сейчас находимся. Видимо поняв, что мой взгляд стал осознанней чем был, старший отряда выловил из костра мечом крупный алеющий кусок бревна и показал мне.

      — Уголь, маркиза. Как просили. Или нужно больше?

      Я вздохнула, понимая, что они понятия не имеют, что с ним делать. Поблагодарив и попросив воды, я подтянула его к себе поближе. После чего открыла бурдюк и попросила бросить уголь туда:

      — Не уверена, что я сейчас не напортачу… Мозг плохо работает, — объяснила я растерянному падшему, но мою просьбу он всё же выполнил: взял алеющий кусок древесины голыми руками, так, словно это совершенно безопасно, и протолкнул в горловину. Послышалось шипение. — Отлично. Спасибо. Давай ещё парочку набросим. Для верности.

      Спорить со мной не стали. После чего я с жадностью припала к потеплевшей воде с привкусом пепла. Падшие смотрели на меня так, словно я творю что-то совершенно ненормальное. Пришлось через какое-то время объяснить им, что такое активированный уголь, и как его, по идее, можно заменить в данном случае.

      — Ясно. Ну хорошо, а то я думал, у тебя крыша поехала от паров, — ответил в конце самый молодой из отряда. На вид ему было лет двадцать пять. — Люди у нас тут не ходят. Ну, что можно так именовать, ты видела в роще. Это уже херня какая-то, а не люди.

      Мозг тут же торжественно преподнёс мне воспоминание в виде корявого дерева, вместо соков из которого струится кровь. Так много крови, что от её запаха тошнит. Я кивнула, с одной стороны, соглашаясь с его словами, с другой, пытаясь избавиться от мерзкой картинки. Меня тут же снова замутило, и я вновь припала к бурдюку.

      Баал предупреждал меня о том, что я могу увидеть по дороге сюда, но я рассчитывала на более щадящее зрелище. Ко всему прочему, никто не ожидал, что грешники проявят такую прыть по отношению ко мне. Они действительно были не в себе. Судя по тем, что сохранили человеческие лица, можно было сказать, что ни о каком разумном суждении и речи быть не может. Это была лишь оболочка, оставшаяся от кого-то, которая мучилась от бесконечной боли и поэтому хваталась за любой способ покончить с этим. И всё равно, я не ожидала всего этого. Надо же: мне-то казалось, что Баал хотел меня отговорить, а на деле он пытался меня спасти от этого ужаса. Мне тут же представился король, который после моего рассказа об увиденном устало поднимает глаза к потолку и отвечает мне: «ну я же говорил тебе, девочка».

      — Ладно, — я кашлянула, пытаясь побороть боль в горле, вызванную раздражением слизистой. — Сколько нам ещё ехать?

      — Ну, мы вообще-то уже на ваших землях, маркиза, — ответил долговязый, который, как я поняла по голосу, пострадал от моей бурной и малоприятной реакции на рощу. — Разве что до имения надо ещё добраться.

      — Серьёзно? — я посмотрела по сторонам.

      Я не сразу поняла, что меня смутило с самого начала, но мне было слишком паршиво, чтобы об этом думать: тут было тихо. Совершенно обычная опушка леса, сырость, какая должна быть на болотах, никаких лишних привкусов во рту. Где-то недалеко, конечно, шуршала какая-то живность, но это не казалось ненормальным. Деревья высились стеной, и, казалось, что уже через пару десятков футов среди них непроницаемая темнота. Медленно наползал туман, заставляя всю компанию всё ближе подвигаться к костру. Гхоры тоже были рядом, они лежали словно гигантские коты: подобрав лапы и прижавшись бок к боку, видимо, сохраняя тепло. Вид у них был более чем спокойный.

      — Тут как-то… — я задумалась, пытаясь подобрать слово. — По-другому, что ли.

      — Это буферная зона. Тут нет ни одной души, — согласился со мной глава отряда. — Только мелкие демоны бегают да животные какие-то.

      — А падшие? — поинтересовалась я. Всё-таки если Велиал решит сослать меня сюда навсегда, оставаться посреди огромной территории в гордом одиночестве не очень-то хотелось.

      — Были раньше. Сейчас только какой-нибудь отшельник, может быть. Ну и Фурфур, — расхохотался долговязый, довольный своей шуткой.

      — Будет тебе, — шикнул на него старший. — Это земли его ученика. Наверняка ему, по-своему, грустно, что тот умер.

      — Да он скорее тут прячется от Баала. Тут же ни одной разумной твари в радиусе сотни миль, — махнул рукой второй, тот, который ехал всё это время за моей спиной. Он оказался самым компактным в размерах, зато его бегающий взгляд заставлял меня напрягаться каждый раз, когда он смотрел на меня. Казалось, что он меня изучает — и с какой-то ненормальной точки зрения: то ли хочет съесть, то ли просто убить. — Если честно, я рад, что нас сюда отправили. Тут тихо.

      Что правда, то правда. После двух дней в Кругах я получала настоящее наслаждение от тишины вокруг. Правда, избавиться от эха у меня никак не получалось. Мне всё время мерещился кошмарный вой, от чего я то и дело опасливо озиралась, пытаясь убедить себя, что это лишь фантазия и не более.

      Немного подумав, мы решили, что стоит передвинуть стоянку чуть дальше от леса. К тому же, здесь я, если можно так сказать, напачкала. Старший подхватил меня на руки, несмотря на все мои заверения, что я могу ходить и сама. Его железные доспехи были холодными и немного влажными из-за опустившегося тумана. Он снял с себя плащ и накрыл меня им сверху, когда мы наконец нашли новое место для ночлега, объясняя тем, что ему и так тепло, а меня то и дело ненормально колотит. Остальные поступили также, в результате чего мне было сложно даже пошевелиться, и я то и дело тёрла нос из-за щекочущего его меха на воротниках.

      Я чувствовала себя как в коконе или норе: было тепло и спокойно. Сама не заметила, как под байки и смешки падших уснула и проспала до утра. На следующее утро солнце решило расщедриться и слепило мне глаза, пробиваясь сквозь ветки деревьев. Сверху на меня то и дело опадала древесная труха из-за нескончаемой возни мелких птиц, ищущих еду. Приятной неожиданностью было найти новый бурдюк с водой. Горло всё ещё болело, но терпимо.

      Старший сразу поинтересовался, хочу ли я есть, и, получив отрицательный ответ, пытаться переубеждать меня не стал, за что я ему была благодарна.

      — Так, а сейчас мы где? У вас есть карта? — поинтересовалась я, когда мы въехали то ли в сады, то ли во что-то, что раньше можно было называть парком. Дорога давным-давно канула в лету, с трудом можно было ориентироваться по деревьям, которые казались немного моложе остальных, да по камням, которые, видимо, служили для обозначения границ.

      — Ммм, — долговязый покрутил головой. — Видимо, мы недалеко от поместья. А, вон там, — он указал куда-то далеко вперёд. — Ограда.

      Действительно, когда мы приблизились, я смогла наконец разглядеть ворота: кованые, но практически целиком изъеденные ржавчиной. Они были чёрно-коричневые и, скорее всего, продержались на своих местах так долго только за счёт растений, которые их оплели. Подъехав, старший спрыгнул с гхоры и попробовал их открыть, но одна из створок рухнула на траву, стоило ему только её коснуться.

      — Ой, простите маркиза. Не рассчитал, — оправдался он. — Не наказывайте только.

      — Главное, чтобы потолок нигде не обрушился, — потеря ветхого имущества меня не огорчила. Больше напрягало состояние имения — двухэтажного здания. Непонятно, какого цвета оно было изначально, сейчас это был голый камень и бетон. Оконные рамы давным-давно рассыпались в пыль, а все внешние барельефы, если такие вообще были, теперь представляли собой осколки в высокой траве.

      Мы осторожно миновали ворота, подъехав к главному зданию. Я изо всех сил пыталась представить себе, как оно выглядело, когда Набериус был ещё жив. Как он встречал Велиала, стоя на этих ступенях, как гулял по саду, пытался договориться с Баалом и Паймоном, как ругался с Фурфуром.

      — Если надумаете лезть внутрь, то будьте осторожнее, — посоветовал мне долговязый, спешиваясь следом за остальными и помогая слезть мне. — Как видите, смотреть тут особо не на что. Всё заброшено давным-давно.

      — А почему? Неужели это никому не нужно? — я не могла поверить, что падшие так просто покинули это место. В самом деле, не приехал же Баал и не выгнал их из своего дома.

      — Никого не нашли на место Набериуса, вот вся прислуга и уехала. Мы привыкли к работе, и это вполне нормальная реакция.

      — Но теперь это развалины, — я переступила через что-то, что раньше, видимо, было входными дверями. Голые стены, выцветшие обломки штукатурки и остатки мебели. Лучше всего сохранился фарфор: черепки посуды и ваз встречались достаточно часто. Из ковра проросло хилое деревце, семена которого занесло сюда ветром. Ему не хватало солнечного света. Сырость забралась ко мне под одежду, и я поёжилась, стоя в центре одной из гостиных. Ничего, кроме скелета дома, не осталось.

      Я ходила из одного помещения в другое, а потом набралась смелости и поднялась на второй этаж, к счастью, сама лестница была не из дерева или металла. Правда, перила тоже давно сгнили, и я боязливо жалась к стене.

      Второй этаж сохранился ещё хуже: крыша местами обрушилась, и вода и солнце уничтожили практически всё, вместо мебели украсив помещение цветами и кустами. Кабинет — мне показалось, что это именно он, потому что там стоял остов стола, и валялось несколько жалких клочков от книжных обложек — сохранился лучше, чем, например, кухни. Потом я нашла среди мха чернильницу и долго разглядывала её, словно это было настоящее сокровище. Поколебавшись, я всё же сунула её в карман, хоть она и была достаточно большой. Мне показалось, что это был бы хороший подарок на память Велиалу, чтобы он всегда вспоминал своего любимого советника, когда в очередной раз решит кого-нибудь казнить без выяснения причин.

      Спальни, или что-то, что могло ими быть, выглядели жалко. Я уж подумала, что больше ничего не найду, когда добрела до последней комнаты на этаже и едва не ахнула от открывшегося зрелища: несмотря на плачевное состояние всего особняка, рядом с одной из стен стоял чистый деревянный ящик, словно только сегодня собранный и покрытый лаком. Подойдя ближе, я увидела целую гору бумаги. Угольные наброски! Это были крошечные кадры из жизни, навечно замершие на бумаге. Набериус любил рисовать, и ничего удивительного, что он или кто-то из его прислуги наложил защитные заклятия на ящик, чтобы с рисунками ничего не случилось. Я, не веря собственной удаче, осторожно вынула всю кипу и начала разглядывать, медленно перебирая рисунок за рисунком. Невероятно! Наверное, стоит отнести это Велиалу или Люцию. Последний так носится с альбомом маркиза, ему точно понравится такая находка.

      — Ты тут? — младший из сопровождающего отряда появился в дверях и закрутил головой, оглядываясь по сторонам. — Что нашла?

      — Рисунки! — я обернулась к нему с таким выражением лица, словно мне на Рождество подарили ключи от машины, не меньше. — Вот, посмотри! Это Набериус нарисовал. Тут даже Баал есть!

      Король действительно был на одном из набросков, беседовал с неизвестным мне падшим. Маркиз идеально передал его выражение лица, несмотря на то, что работа явно велась в спешке.

      — Поздравляю, наверно, — на падшего находка практически не произвела впечатления, поэтому он потоптался рядом, дожидаясь, когда я закончу, а потом и вовсе плюнул, сказав, что они ждут меня внизу, и что если я решу забрать ящик с собой, то позвала, а не тащила его сама. Я смогла только издать набор бессвязных звуков вместо ответа.

      Снова оставшись одна, я ещё какое-то время сидела на корточках, потом положила всё на место и выпрямилась. Наверное, мне не стоит везти их Велиалу: чем дальше я листала, тем чаще встречалась одна и та же женщина — Элиза захватила маркиза с головой и в итоге вытеснила всё остальное. В конце концов, он не рисовал никого и ничего, кроме неё. Её лицо, волосы, одежду, руки. Везде была она. Возможно, Велиал знал об этом ящике и не забрал его именно по этой причине, довольствуясь лишь одной картиной, что висит у него в кабинете.

      Всё же мне хотелось знать, как жил Набериус, но все эти рисунки мне мало о чём говорили. Разве что мне всё больше казалось, что он предал Велиала. И что он не такой замечательный, как о нём все говорят, словно придерживаются человеческих правил разговоров о покойных. Если бы он не сбежал к Элизе, ничего бы этого не было. Да, я бы не стояла сейчас тут, меня бы вообще не было, но и мир бы не освещало зарево армагеддона.

      Непонятный шум снаружи отвлёк меня от неприятных мыслей. А через мгновение до меня дошло, что это гхоры. И они чего-то очень сильно испугались. Или кого-то.