Страница 87 из 95
* * *
Оказалось, что всё не так просто, как я ожидала. Хотя, если быть честной до конца, то где-то внутри у меня и так жило подозрение, что просто не будет. Мы сторонились поселений и то и дело съезжали с главных дорог на просёлочные, а иногда и вовсе ехали едва заметными тропами. Сначала за нами увязались светлячки, но потом им, видимо, надоело нас преследовать, учитывая, что гхора то и дело срывалась на бег, будто бы боясь куда-то опоздать. К счастью, её движения были на порядок плавнее лошадиных, и даже такая смена скорости оставалась практически незаметной для наездников.
Фурфур, правда, поинтересовался тем, как я отношусь ко сну на свежем воздухе: мол, хорошая погода и дождя сегодня ночью я могу не бояться. К тому же он ужасно истосковался по костру и мягкой траве. Я не возражала, понимая, что езда верхом меня наверняка вымотает настолько, что к вечеру мне будет совершенно всё равно, где и как спать.
За однообразием бескрайних полей, виноградников и пролесков я не сразу обратила внимание на то, что местность поменялась, и после полудня вокруг оказывалось всё больше песка, словно мы выбрались на огромный бескрайний пляж, у которого нет воды. Дошло до того, что дорога неожиданно закончилась: в один момент гхора снизила скорость и теперь то и дело спотыкалась из-за того, что её лапы увязли. Потом ей надоело так барахтаться, и она начала пользоваться дополнительной парой, но легче от этого не стало. Впереди показался огромный камень, на который я указала князю:
— Мы можем передохнуть в тени, заодно надо что-то придумать, а то мы эту пустыню век объезжать будем, — предложила я.
— Не выйдет. Это четвёртый Круг, и лучше нам не задерживаться тут, — Фурфур затормозил гхору и встал в стремени, вглядываясь вперёд, в камень. — Там грешники. Надо искать другой путь.
— Что? Почему? — не знаю почему, но мне очень хотелось посмотреть на жизнь в других Кругах.
— Вот из-за этого любопытного носа, — князь легонько щёлкнул меня по носу. — Я боюсь, они могут почуять, что ты не падшая, и как отреагируют на то, что ты катаешься со мной на лошадке, ещё большой вопрос.
Сказав это князь, начал объезжать камень по широкой дуге, я же пыталась разглядеть хоть что-то, но кроме куска скалы ничего не видела. А потом скала дёрнулась. Резко, словно от землетрясения, и снова замерла.
— Развлекаются. Таскают камни днями напролёт, словно муравьишки песчинки, — объяснил мне падший. — Ничего интересного, но могут в порыве злости и песка в глаза бросить, если сегодня у них особенно паршивое настроение.
— А кто за ними смотрит?
Князь ткнул пальцем в сторону точки на отдалённом бархане, которую я не сразу заметила, решив, что это заметённый песками камень. Падший, одетый в белое, стоял, не шевелясь. Фурфур перевёл палец на следующего, и я поняла, что тут по меньшей мере несколько десятков охранников.
— Круг несерьёзный, поэтому им даже неинтересно, что мы тут делаем. Всего лишь навсего «скупость».
На место для сна мы наткнулись только после заката. Фурфур решительно отказывался ночевать среди барханов, пугая тем, что ночью я крепко пожалею и отморожу всё, что только можно. Отыскав среди безжизненной пустыни чудом сохранившийся оазис, располагавшийся не на песке, а земле, с ключом и крохотной лужей, претендовавшей на звание озера, мы решили заночевать там. Князь приволок невесть откуда сухую корягу и быстро разжёг костерок, не оставляя ночной прохладе шансов на победу.
Гхора улеглась с одной из сторон, протянув свой хвост вокруг источника тепла так, что Фурфур вынужден был теперь смотреть, куда ставит ноги и садится.
— На, чудовище, — буркнул он, доставая из мешка кусок мяса и бросая местной вариации лошади. Та поймала и разом проглотила добычу, а когда поняла, что добавки не последует, то утробно заурчала, и положила голову на лапы. Закончив с такой нехитрой кормёжкой, князь принялся за наш ужин, а чтобы избежать попыток со стороны шестилапой утащить что-то, пообещал ей, что даст вылизать котелок.
Кутаясь в плащ, подаренный Марбасом, я отрешённо, погрузившись в свои мысли, наблюдала за тем, как падший возился с овощами и мясом, после чего залил это всё ключевой водой, и тушил на огне минут сорок. Запах стоял такой, что я и гхора сглатывали слюну, а когда князь налил в миску мою порцию и протянул ложку, животное протянуло лапу, прося ложку и ей. В результате, несмотря на недовольное ворчание князя, я то и дело зачерпывала ложкой еду, остужала её и заливала в открытый рот огромного и, судя по всему, ненасытного животного.
Когда с ужином было покончено, и гхора дождалась обещанный ей котёл, на дне которого ещё что-то оставалось, я откинулась на её тёплый шерстяной бок, слушая ночь, оживлённое сопение и звук, с которым шершавый язык вылизывал металлические стенки посудины. Фурфур набил в трубку опиум и, сидя по другую сторону от меня, то и дело поглядывал по сторонам и на небо.
— Я правда изменилась? — наконец спросила у него я. Падший перевёл взгляд со звёзд на меня и выдохнул струйку дыма, не выпуская изо рта кончика трубки. — Ты меня мало, наверно, знаешь, но ты что-то заметил?
— Взрослеешь. Гормоны, — предположил князь.
— Я не про это. Заган сказал, что я стала мыслить по-другому. И произносить вслух то, что, видимо, не должна.
— А как ты себя ощущаешь? Сравни себя «раньше» и себя «сейчас». Ты как-то изменилась?
— Мне кажется, что я вся другая. Я говорю гадости, стоит только выбить меня из колеи.
— Ну, это дело рук Марбаса, — успокоил меня князь.
— А моя внешность? Я уже не помню, как вернуть себе мой нормальный цвет глаз! И волосы. Это ведь не я, это иллюзия!
— Иллюзия, именно. Что под ней?
— Я убивала. Фурфур, я убила нескольких ангелов. Не надо закатывать глаза, ладно? Одного я убила по собственной воле, меня никто не принуждал. Скажи мне что-нибудь толковое, как ты умеешь. Успокой меня, наставь на путь истинный, — от моих слов гхора подо мной заворочалась. — Что бы ты сказал Набериусу, если бы он задал тебе такой вопрос?
— Думаешь глаза — это зеркало души? Слова? Поступки? Глупость, невероятная глупость. Глаза можно закрыть, слова исказить, а поступки попросту не совершать. Ты настоящая только здесь, — Фурфур коснулся кончиком трубки своего лба. — Твой разум — это истинная ты. Можно лгать, игнорировать стрессы и проблемы, внешне, но нельзя отгородиться от всего мира, в конце концов провалиться в небытие, впасть в кому. Тело — это всего лишь оболочка. У тебя твоя, у меня своя. А мысли, что внутри, такое нельзя спрятать от самого себя. Ты — то, что ты думаешь.
— Если я буду представлять себя Чудо-женщиной, я не стану Чудо-женщиной, и ты это прекрасно знаешь.
Князь лишь усмехнулся, попыхивая трубкой:
— А надо ли тебе становиться кем-то другим, если ты сама не пустое место, а личность? А Набериусу я бы отвесил хороший подзатыльник и сказал бы, чтобы он не делал мне мозги. Но девочек бить нельзя, только если они сами того не хотят, а у меня с тобой не такие отношения, чтобы я тебя шлёпал. Так что давай я отвечу так, как ты хочешь: не делай мозги ни мне, ни себе, девочка. Ты та, кто ты есть, и станешь той, кем хочешь. Ложись спать, завтра у нас сложный день: мы окольными путями подобрались к границе между шестым и седьмым Кругами, сама понимаешь, что будет. И мне нужна будет трезво мыслящая спутница.