Страница 7 из 91
Босые ступни покалывал шершавый камень, и я отступила на шаг вправо, на газон с мягкой травой. Если так пойдём и дальше, то выберемся за пределы асьенды.
Не собирается же Хозяин в наказание за дерзость бросить меня в джунглях на съедение ягуарам?
— Ночью лучше не бродить по газону босиком, — внезапно сказал Джеймс. — В большинстве случаев это безопасно, но иногда за ограду поместья заползают змеи.
Я зайцем прыгнула обратно на дорожку и пристроилась вплотную за спиной мужчины.
Раньше не мог предупредить?!
Впрочем, раз он беспокоится обо мне, то точно не собирается оставлять в джунглях на съедение хищникам.
Мы вышли на просторную площадку и под ногами запружинил тёплый песок.
Джеймс остановился.
Я выглянула из-за спины и замерла в недоумении. Прямо передо мной высилась массивная стела. В свете луна она казалась одним из тех мегалитов, что цивилизации древности оставили потомкам в качестве неразрешимой загадки. Позеленевший от старости камень покрывала полустёртая резьба, испещрённая тысячами сколов и непонятных бороздок, в серой глубине которых виднелись бурые потёки.
С вершины монолита, словно локоны Медузы-Горгоны, свешивались цепи, кандалы и потёртые канаты.
— Что… Что это?! — догадываясь, но всё равно не веря, выдохнула я.
— Столб.
— Для чего он здесь?
Джеймс поднял мои руки и замкнул вокруг запястий ржавые кольца.
— Виновных следует наказывать. Женщин — поркой. Мужчин — бичеванием, — он произнёс это так, будто зачитывал инструкцию по эксплуатации пылесоса.
— Но это же варварство…
— Тем больше у тебя причин не попадать к Столбу.
Он отстегнул поводок от ошейника и свернул его кольцом, будто хлыст.
Я вздрогнула, попыталась отстраниться, но он прижал меня своим телом к нагретому за день камню и прошептал на ухо:
— Ты и теперь утверждаешь, что не являешься вещью?
Я сглотнула, но не ответила. Резьба и бороздки на поверхности монолита впивались в кожу. Хозяин впечатывал меня в древний монумент так, словно приносил в жертву забытому богу.
Дыхание мужчины ускорилось, его вожделение струйкой наркотического тумана окутало подсознание, заново поработило моё обнажённое тело. Ночь стояла жаркая, а Джеймс до сих пор оставался в деловом костюме. И слегка вспотел.
Крылья носа затрепетали, уловив природный, терпкий и манящий аромат Хозяина. Я никак не могла напиться этим животным, сводящим с ума запахом возбуждённого самца.
Уловив моё хриплое дыхание, он чуть слышно рассмеялся:
— Каков твой ответ?
— Вы хозяин моему телу, — против воли слова вырвались из груди жалобным стоном, — но…
— Но что?!
— Даже наказав меня, вы не узнаете, что я думаю на самом деле. В душе я свободна, мистер Торн.
Он резко отстранился, и я инстинктивно прогнулась вслед за его ускользающей плотью. Но цепи держали крепко.
Что он задумал? Выпорет? Бросит здесь до утра?
Я выгнула шею и обернулась.
Джеймс разматывал кнут.
Я зажмурилась в ожидании жгучего, как укус осы, удара.
Рукоятка хлыста коснулась шеи и как змей-искуситель скользнула по спине. Джеймс слегка нажал и обмотанный кожей, хранящий тепло его рук стержень раздвинул ягодицы, а вскоре добрался и до лобка.
Словно ритуальным фаллосом Джеймс покачал им из стороны в сторону, заставляя слегка раздвинуть бёдра. Неужели он хочет забрать мою девственность этой палицей?
Нет! Только не так!
Будто издеваясь, Хозяин принялся скользить рукояткой кнута между ног, нажимая, но не проникая внутрь, смазывая его моими соками точно поршень, иногда задевая клитор и исторгая стоны из сжатых губ.
Внезапно всё прекратилось. Я задрожала. Сейчас эта штука войдёт в меня…
Шлепок по попе заставил подпрыгнуть от неожиданности, звякнуть цепями и жалобно вскрикнуть от унижения. А Джеймс продолжал наказывать меня совсем как отец, который воспитывает непослушную дочку.
Иногда он позволял себе редкие, но хлёсткие шлепки, иногда они не прекращались, будто стаккато пощёчин, а иногда лишь похлопывал кончиками пальцев и тогда мои ягодицы подпрыгивали как упругие мячики.
На удивление, наказание не приносило боли, а лишь усиливало возбуждение, но при этом словно бы отдаляло разрядку. Потому, когда Джеймс отомкнул кандалы, я безвольным комочком осела у Столба. Запутавшаяся, растерянная, хлюпающая носом от неудовлетворённого желания и стыда одновременно.
Я не могла поднять глаза. А он…. Наверное, уже ушёл, потерял интерес к своей игрушке, решил…
Когда Джеймс поднял меня на руки и понёс к особняку, я прижалась к его груди как девочка, которая после наказания, уже перестав дуться, всё равно приходит к папе за лаской и теплом. Просто потому, что ближе у неё никого нет.
Хозяин пронёс меня сквозь двери парадного входа, легко, будто не ощущая веса, взбежал по лестнице, а добравшись до спальни, с трудом оторвал от своего плеча.
Я взглянула на промокшую от слёз ткань дорогого костюма. Да, пиджак безнадёжно испорчен.
Джеймс уложил меня на кровать, включил мягкий, приглушённый свет и разделся. Он не старался произвести впечатление, не красовался ни вылепленными, словно Праксителем, плечами, ни элегантными запястьями, ни соблазнительными икрами.
Передо мной стоял мужчина.
Фаллос, совсем как испанский жеребец, вставший на дыбы, не оставлял сомнений в его намерениях.
Всё произойдёт сейчас…
Тонкий голосок, убеждавший меня в том, что это не настоящие чувства, а лишь наведённая умельцами из «Зеро» похоть, захлебнулся от вожделения, которое подобно океанской волне затопило моё тело.