Страница 27 из 417
Дайенн мысленно взмолилась – похоже, эти двое совершенно не заинтересованы в спокойной атмосфере в дороге до космопорта, и без скандала не расстанутся. Но Вадим неожиданно сказал:
– Вообще-то, ты полностью прав. И в том, что я винил себя, и в том, что это глупо и я должен это понимать. Ты был младшим братом, и свои причины для вины нашёл, я тем более – я всегда ощущал себя старшим, хотя и это тоже глупо – мы с Элайей родились в одну ночь, и на Корианну он прибыл гораздо раньше меня, так что это скорее он должен был вести себя со мной покровительственно, а я – смотреть на него и учиться. Вот только Элайя совершенно к этому не был склонен. Он приучил меня к тому, что я старший, что он мне доверяет, он всегда ждёт от меня помощи – кто б понял, почему. Я давно и хорошо понял, что я не имел возможности предотвратить то, что случилось. Я-то знал, что не старше, не умнее, не способнее. Но он-то считал так, он-то почему-то ждал от меня всегда помощи и защиты, вот это меня мучило. Я всё время пытался понять, что происходило с ним, как видел он и почему он так видел.
– Ты знаешь прекрасно, что это невозможно. И заниматься подобными мысленными упражнениями – ещё одна твоя пагубная глупость. Ты не обязан уметь объяснить себе все странности Элайи только потому, что он твой родственник и ты, видите ли, обязан понимать все его навязчивые идеи, а иначе ты плохой брат. Мало ли, что он вбил себе в голову. Он десять лет жил без тебя, ты не воспитывал его и отвечать за него не обязан. И было некрасиво с его стороны приучать тебя к тому, чтоб отвечать.
Кажется, Эркена сказал что-то в ключе, что Вито не должен так рисковать своей черепной коробкой, потому что он всё-таки за рулём и от него зависят жизни других.
– Ему это было необходимо, чтобы выжить, справиться…
– А от чего такого ему приходилось выживать на мирной гостеприимной Корианне? Ты прилетел туда в чужой мир – и смог там прижиться, перестать бояться и полюбить этот мир так, что иногда твои коммунистические проповеди невозможно слушать. Почему он не смог? Что за такие серьёзные внутренние проблемы, что серьёзнее твоих и моих?
«Надо было сказать Раймону истребить в доме мух… Какая-то из них здорово покусала Вито…».
– Хотя бы то, что он телепат и телекинетик.
– И, ты, не телепат и не телекинетик, должен был помочь ему с этим справиться? Тебе не кажется это несправедливым ко всем – к его матерям, к учителям, друзьям, всем, кто был у него до тебя? Они, значит, не смогли помочь, а ты должен смочь?
– Вито, ты чего хочешь? Просто чтоб я нашёл другого виноватого вместо себя?
– А хоть бы даже и так. Всяко лучше, чем если ты.
«Он пытается помочь. В своей, неуклюжей манере. Хочет, чтоб Вадим разозлился на Элайю, всё же более здоровое, чем продолжать бередить себе душу при любой возможности… Только вот Вадим не сможет…».
– Знаешь, я и это пытался. Ну, я говорил тебе об этом – как я зол был на Элайю Гроссбаума, как зол, наверное, до сих пор. Это ведь понятно, что Элайя смотрел своему спасителю в рот, каждое его слово воспринимал как безусловный авторитет. Он убеждал себя, что он не такой, как все, что никто здесь его не поймёт… Да, ведь были основания – и его дар, который для Корианны большая редкость, и его проклятая болезнь, которая вообще кого угодно невротиком бы сделала… Матери поэтому и не лезли к нему особо, Виргиния говорила, что сама была не подарком, а от религии он сам отойдёт, как перебесится и нормальные юношеские увлечения появятся, Офелия тоже верила, что просто трудный возраст, это он просто в пику окружающим так самоутверждается. Когда всё это случилось… когда Элайя пропал… Моя мать как-то сказала в сердцах, что лучше б Виргиния и Офелия давали ему меньше воли, были б построже, по крайней мере, в эту поездку на Марс точно не отпускали… Пусть бы имел реальные поводы считать жизнь несправедливой. Тогда вообще очень много чего было сказано… не самого хорошего и справедливого порой. Ганя и я упрекали Виргинию и Офелию за то, что так попустительствовали этой дружбе, и ладно Гроссбаумы, они хотя бы понятно, что делали в этой семье, но мистер Гарибальди… Мало ли, что он когда-то знал его отца, бабку… Не такие уж задушевные у них были отношения. И я много чего сказал мистеру Гарибальди – в тот единственный раз, когда говорил с ним, после я просто отказывался говорить с ним когда-либо ещё в жизни, все разговоры вела Виргиния… Что деньги сделали его самонадеянным, он вообразил себя, видимо, не только хозяином Марса, но и хозяином всей галактики, и надеялся, похоже, увлечь Элайю роскошью своей жизни, да вот что из этого вышло. Что его люди что-то плоховато ищут Элайю – понимал, конечно, что искать одного подростка в огромной вселенной, где ещё столько мест, где нет закона, нет влияния Альянса, это как иголку в стоге сена… Потом я узнал, что самому мистеру Гарибальди очень даже знакомы горести, связанные с детьми – его старшая дочь исчезла много лет назад, не так, конечно, как Элайя, сама сбежала из дома – она полюбила, а отец не одобрил её выбор, что-то в этом духе… она написала отцу прощальное письмо и больше он не видел её никогда. А сын, хоть и, говорят, гений – инвалид с рождения, его даже мало кто видел.
Эркена кивнул.
– Действительно несчастье. То, что он вообще родился – чудо, но сложно таким чудесам радоваться. Сейчас мальчик, кажется, ровесник Лорана или чуть младше, а вокруг него денно и нощно свита врачей.
– Сколько ж было его родителям, когда он родился? – присвистнул Вито, – иногда меня земляне удивляют…
– Ну, для его родителей это тоже было сюрпризом. Но, хотя их предупреждали, что ребёнок вряд ли родится здоровым, если вообще выживет, для них, после потери дочери, это было…
– Утешением?
– Ну да. Отвергнуть такой божий дар они просто не смогли.
– Верно, да ведь и кому-то нужно всё оставить, – покачал головой Вито, – инвалид не инвалид, но наследник.
Лорану пришлось проявить немалую настойчивость и красноречие, которого он от себя не ожидал, чтобы убедить Люсиллу, что сколачивать люльку – это работа для него, а не для неё. Теперь Люсилла, сидя на крыльце, чистила грибы и любовалась им – без рубашки, чтобы не стесняла движения, с заплетёнными волосами – тоже чтоб не мешались – он выглядел, по крайней мере, в её глазах, таким серьёзным и взрослым…
– Ты там в моём чертеже действительно всё понимаешь? Он как-то, на мой взгляд… не слишком и на чертёж похож. Хотя я старалась.
– Жаль, я с трудом могу представить, как должна выглядеть люлька, – улыбнулся Лоран, – свою не помню.
Люсилла мечтательно мурлыкнула, пытаясь представить себе маленького Лорана. Сегодня утром она снова смотрела на их документы и подумала об этом.
– Твой отец настоящий молодец, сумел вырастить ребёнка сам. Будь я мужчиной – я б с ума сошла, наверное, в этой ситуации.
– А в чём разница?
– Ну ты!..
– В смысле, я не настолько хорошо знаю, как это в моём мире происходит, только по рассказам отца, но я имею в виду, у нас грудного вскармливания, как у вас, всё равно нет.
– Ну да, ты говорил.
– И тебя это не пугает?
– То, что придётся кормить малышку кровью? Не, не пугает. Тем более что ей, по идее, моя кровь должна подойти, я ведь ей мать, моя кровь её и сейчас питает. Молока у женщины, знаешь ли, может не быть, а кровь всегда есть.
– Ты ещё так молода…
– Твоя мать, вроде бы, была немногим старше? Так, вот только не надо снова про то, что она умерла. Я умирать – не собираюсь. То есть, когда-нибудь умру, конечно, но не сейчас. Я же тебе, кажется, уже запрещала смотреть на меня так, словно уже видишь меня в гробу с веночками?
– Запрещала, – улыбнулся Лоран.
– Ну вот. Ждать совсем немного осталось, после этого я смогу выбираться в город на разведку. Я б и сейчас попыталась, но боюсь, с пузом я приметнее, чем без пуза. Жаль, конечно, уже давно душа просит холодильник, но надо быть благоразумными. Хорошо, если тебе кровь вексов и правда подходит… Завалить векса – это, правда, дело непростое…