Приёмыши революции

Алексей пригубил чашечку. Свекольный сок…

- По крайней мере, я пока не знаю от него вреда…

- А я знаю, - проворчал Ицхак, - скорее, отличное средство от запора, но я ими не страдаю.

- А тебе никто и не предлагает. Что поделаешь, медицина тоже, как любая другая наука, идёт путём множества проб и ошибок. Ошибки в ней стоят жизни чаще, чем хотелось бы, однако это всё, что у нас есть. Проверять, отсеивать ложные убеждения… Например, до недавнего времени считалось делом обыкновенным прибегать к кровопусканию, когда надо и не надо. В вашем случае, как оказалось, совершенно не надо. Это не только бесполезно, но и вернейший способ убить пациента. На моих глазах умерло двое, кого лечили кровопусканием, и так же я слышал о множестве случаев… если точнее, я не слышал ни об одном случае, когда этот метод принёс бы пользу, а не вред.

- Множество случаев? - ахнул Алексей, - нас, с таким недугом… так много?

Аполлон Аристархович развёл руками.

- Это как смотреть. Если в сравнении с людьми здоровыми - то, конечно, мало… Хотя здоровыми, строго говоря, правомочно называть едва ли много кого, каждый чем-нибудь, да страдает… Но я за свою жизнь узнал не менее чем о ста семьях, где так или иначе встречался этот недуг. Полагаю всё же, это совсем не мало. Позже я узнал, что по крайней мере часть из этих семей находилась друг с другом в родстве, хотя бы дальнем, это подтвердило догадку о наследственном характере болезни… Хотя и сейчас не все верят, что она наследуется, а не приобретается вследствие каких-либо проблем, осложнявших течение беременности матери.

- Вы намекаете, стало быть, что мы с Леви и Ицхаком состоим в родстве?

- О нет, ничего такого я не предполагаю. Вы слишком различной национальности. По-видимому, болезнь всё же имеет множество отдельных очагов возникновения, сходные описания встречаются в трудах лекарей с древнейших времён. Ну, Антоша, лекцию эту я остальному благородному собранию уже читал, и чтобы не прискучить, тебе, если захочешь, потом прочитаю отдельно. А сейчас, коль с трапезой все закончили, предлагаю тебе - по выбору вернуться в свою комнату или посидеть в гостиной со всеми, Ицхаку - помочь Анне убрать со стола, а я, с вашего позволения, удалюсь к себе, если хочу закончить сегодня перевод очередной главы… Однако беспокоить меня при острой необходимости не только разрешается, но и настоятельно рекомендуется! Любезная Лилия Богумиловна, позаботьтесь, пожалуйста, о детях!

- Охотнейше, - кивнула старушка.

========== 19 июля. Попутчики ==========

19 июля, Урал

Дороги по итогам прошедших дождей развезло, конечно, ожидаемо, поэтому эвакуируемый обоз растянулся на многие мили, и те, у кого были послабее лошади и потяжелее груз, порой теряли из виду уехавших далеко вперёд более везучих.

- Говорю тебе, не там повернул! - снова проворчал дед Егорий, - правее он, тракт, правее!

- Кой чёрт, может, и правее, - Головин спорить не стал, потому что устал дико, а это они, считай, ещё толком ничерта не проехали, - в этих ваших болотах сгинуть можно целым отрядом и концов не найдёшь…

Головин был не местный, название его родного села было дай бог выговорить, не то что запомнить, ясно только было, что жила его семья где-то в степях, и к таким пейзажам был непривычен до сих пор, хоть и наблюдал их уже третий год.

- Это ты болот не видел ещё… Так ты глазами-то смотрел бы, куда сворачиваешь-то! Это что, на тракт похоже, вот эта козья тропа?

- А чего, не дорога, что ли? Хоть не так разворочена, как там сейчас… Вон, ехал же здесь кто-то, колея-то свежая…

- Ага, только колея от грузовика…

Мария в эти перепалки и не вслушивалась особо, какое-то умиротворённо-дремотное состояние ею овладело. И опасность сбиться с дороги и заплутать казалась какой-то столь же далёкой и нереальной, как подступающие к оставшемуся за спиной городу белогвардейские войска. Они далеко, они за спиной, они только часть ночного кошмара, который отступил, хоть и нехотя, с лучами рассвета… Погода не ахти - зябкая морось висит в воздухе, на ветру вовсе пробирает до костей. Мария поплотнее кутала сопящего и причмокивающего во сне Егорушку, стараясь при том не разбудить привалившуюся к ней и тоже прикорнувшую названную младшую сестрёнку. Девочка недолго дичилась её, привыкла, это тоже грело неимоверно. Славная такая девочка, Мария всё мечтала, что расчешет её спутанные русые кудряшки, повяжет в них красивую ленту… Эх, один бы хотя бы простенький браслетик если б захватить - она б продала его, сколько б можно было красивых лент купить, и на платья обеим сестрёнкам красивой материи, и старухе-бабке… Хотя что тут глупости говорить, первее надо б было деду шапку хорошую, вместо этой - выглядит дохлятиной и пахнет соответственно, и сапоги и ему и бабке, да и брату обувку получше бы - он свои сапоги младшему отдал, с того они падают, а сам едва не босой, в ботинках с отошедшей подошвой… Жаль, нельзя было. И маленького браслетика нельзя. Попадутся с этим - кто их спасёт? И незачем, и поделом бы было…

Пашка сидел с ними, сзади, дремал, приткнувшись в щель между мешками. Сколько ж это он ночей не спал? А Ваньке и совсем сейчас не до сна, он среди тех, кто остался для обороны. Может быть, они уже вышли навстречу первым отрядам подступающих белочехов… Нет, страшно за Ваньку опять же не было, почему-то не было, никакого опасения, что он может погибнуть - и речи о том быть не могло, только печаль, сколько ещё ему предстоит трудов и тревог… Пашка, верно, сколько их поторапливал, что уезжать пора, столько и сам внутри себя сердился - не больше и ему хотелось покидать город. Сколько было разговоров, что белые вот-вот нагрянут - вот, видать, и приелись, прошла первая паника, уже храбрились - да чёрта лысого они войдут, развернутся на подступах, как отряды обороны вдали увидят, и вот Пашке тоже хотелось быть в таком отряде обороны, чтобы лично видеть, как сверкать их пятки в пыли будут. А приходилось ехать в обозах, вывозивших из города несколько семей рабочих со сталелитейного завода - у кого отцы или деды ещё до революции в активистах значились, тем с вражескими силами встречаться совсем не улыбалось. Ну, вот под такую-то песню и вывезли семью Трифоновых, пустив домысел, что покойный Прохор тоже каким-то активистом был, хотя было это некоторым преувеличением. И хоть и не хотелось Марии оставлять дом, в котором только-только чистоту и красоту навела, а понимала, что необходимо. Всё же лучше на авось где-нибудь подальше надеяться - может, и не опознают её никто из захватчиков, а шальную пулю схлопотать всегда не исключён вариант.

- Ничего и не дрянная дорога, вон, какой хороший мосток из шпал наведён. Проедем…

- Куда проедем-то? Говорю ж, на тракт выворачивать надо, не обогнёшь ты тут эту гать, как ни старайся.

Лошади вдруг беспокойно заржали и встали, крутя головами и фыркая. Сонно завозилась, протирая глазёнки, Матрёнушка, заозиралась и Мария - что-то тревожное повеяло вдруг в воздухе. Болота… не даром люди их не любят, и каких только страшных историй не рассказывают о них. Белый день сейчас, конечно, самое неподходящее для разгула нечисти время, однако словно завис, дрожа, сырой горьковатый воздух, словно смотрит на них из каждого просвета между сосёнками и берёзками, которые словно не по воле ветра качают тощими ветвями, а по своему почину, вернее - некой единой неведомой силы, грозно так, многозначительно… Не живым его хочется назвать, конечно, вовсе даже не живым. В кладбищенской ночной жути больше жизни… Сорвалась с ближайшей маковки ворона, полетела, каркая, куда-то за тёмные вершины в серое пасмурное небо. Старая Олёна истово закрестилась.

- Поедем-ка отсюда, мил человек… Нехорошее место. Вон, и лошади встали.

- И впрямь разворачивайся, - поддакнул и Егорий, - оно бабку-то слушать нечего, ей везде черти мерещатся, но ведь увязнем же здесь…