Приёмыши революции

- Итак, - проговорила она как можно мягче, - ты нуждаешься в деньгах… И видимо, очень сильно нуждаешься.

- В них все нуждаются, тётя. А на мне, вообще-то, немощные старики. На себя саму я заработаю, проживу скромно, но нормально. А Анюте нужно серьёзное лечение, и этим должен заниматься кто-то, сама она, вы знаете, тогда все деньги спустила на благотворительность, на церкви. И мать её тоже нездорова… И мне сейчас нужно решить, искать им докторов здесь или можно и в Новгороде, но деньги в любом случае нужны. Так же и Аделаида Васильевна и Фёдор Васильевич, они не молоды, они оба сердечники…

- Ольга, благотворительность - это неоспоримо хорошо и важно, но своевременно ли сейчас? Может быть, о себе-то тоже стоит подумать?

Девушка отставила пустую чашку.

- А что о себе? У меня всё хорошо. Я, слава богу, молода, здорова, у меня любимая работа…

- Ты же должна понимать, о чём я говорю. Ты и мне всё это будешь говорить? Возможно, конечно, здесь не самое лучшее место для разговора…

Ольга некоторое время смотрела в лицо тёти озадаченно, а потом рассмеялась.

- Если вы о том, подслушивают ли нас - не знаю. Я б на их месте, наверное, подслушивала.

- На их месте? Господи, что за абсурд…

Ольга, кажется, не разделяла ужаса тёти, а находила эту тему даже забавной.

- Ну ведь это логично, тётя, вы приехали из капиталистической страны, и хорошо, если вы будете просто склонять меня уехать…

- Вообще-то, именно это я и собиралась, а что ещё? - Ксения поднялась и нервно прошлась по комнате, подошла к стоящей на бюро сумочке, в которой у неё лежали деньги, - возможно, у меня не хватит средств вывезти всех, и что-то продать - идея хоть малоприятная, но разумная… Пока ещё возможно.

- Тётя, о чём вы, зачем? Я никуда не хочу ехать. И остальные тоже.

Княгиня пододвинула племяннице бумагу и карандаш, намекая, чтобы она написала, если боится быть услышанной, но Ольга с той же улыбкой отодвинула лист.

- Всё проще, чем вы думаете. Мы действительно остаёмся, сами, мы не пленники здесь. Поверьте, им мы не настолько уж сильно тут нужны, они и без нас бы не грустили. И деньги мне действительно нужны не ради моей жизни, а ради тех, кто от меня зависит. Понимаете, здесь это всё просто никому не нужно. Все эти милые, дорогие и бесполезные вещи… Ну, что мне с ними делать? Надевать на танцы в клубе? Держать в сундуках и передать внукам, чтобы они тоже в свою очередь держали в сундуках? Здесь ценится более практичная красота. Я оставлю себе несколько самых памятных вещей, а остальное - если есть кто-нибудь в Англии или Франции, кто готов заплатить за это большие деньги, то пусть эти вещи оправдают себя, послужат благой цели. Вы ведь можете помочь мне найти достойных покупателей? Кажется, кто-то из наших уехал в Америку… В Америке, наверное, среди коллекционеров можно найти желающих…

- Ольга!

- Что? Это правда так уж кощунственно звучит, в свете того, что Анюта с трудом ходит, а Аделаида Васильевна всё время пьёт сердечные капли, которые тоже, вообще-то, денег стоят? Да, я готова передать эти вещи даже в посторонние руки, если эти руки больше за них дадут. Пусть зарубежный капитал нам тут послужит, а они, если чувствуют себя лучше от обладания какой-нибудь редкостью… А разве вы, или бабушка, или дядя Кирилл располагаете возможностью для их выкупа? Вот именно, вам самим нужны деньги, чтобы жить максимально возможно достойно, а вы надеялись повесить на шею датского двора ещё и нас? Да, мы одна семья, но всё же всё свою цену имеет. И привязанность к вещам - это вообще не очень хорошее чувство, особенно если вместо привязанности к людям. Если считаете, что будет более правильным найти покупателей в лице одного из родственных королевских домов, а не среди американских богачей, так сделайте что-то для того, чтоб именно так и было, я ведь об этом вас прошу!

- А я прошу тебя не говорить больше этих ужасных глупостей, прошу уезжать, спасать свою жизнь и достоинство, покуда возможно! Завтра может быть уже поздно. Ради чего вы остаётесь здесь? Поверь, я тоже не с лёгким сердцем покидала Россию, ни Дания, ни любое другое место родиной для меня никогда не будет. Но надо честно признать - нашей родины больше нет. Она погрузилась в пучину, как древняя Атлантида. И остаться здесь - значит совершить самоубийство.

- Как видите, нет. Мы были живы весь этот год, будем живы и дальше.

- Уверена? Сейчас вы нужны им, чтобы с вашей помощью наработать себе очки, чтобы обелиться перед цивилизованным миром, они используют вас как свои козырные карты, но что будет, когда шум утихнет, общественное внимание ослабеет, а они вполне удовольствуются своим выигрышем? Когда вы будете им больше не нужны?

- Я думаю, тогда они просто забудут о нас.

- Какая наивность! - Ксения подошла, подняла Ольгино лицо за подбородок и сказала уже более мягким тоном, - девочка моя, есть такое хорошее выражение - не искушай судьбу. Один раз вам удалось избежать смерти, второго раза может не быть. Глупо, беспечно и кощунственно отвергать шанс на спасение. Риск должен быть чем-то оправдан, что ты получишь, рискуя так?

Ольга смотрела в красивое, слегка тронутое возрастом лицо любимой тёти и чувствовала, как к горлу подступает ком. Голос дрожал, но сама она была тверда.

- Здесь моя семья. Маша, которая точно не уедет, потому что муж, которого она любит, не уедет. Алексей, который тоже твёрдо сделал свой выбор, хоть он и так юн. Мы нужны друг другу, мы должны поддерживать друг друга. Я нужна Анюте, этим старикам. Они мне не родня по крови, но они стали мне родными. И они - не уедут, и я не вправе их заставлять. И я должна перед ними, а я приучена отдавать долги, за добро - добром, за заботу - заботой. Аделаида Васильевна спасла мою жизнь, согласившись выдать меня за свою сбежавшую дочь. В то время, как её материнское сердце разрывалось от такой боли, она нашла в себе такое благородство, чтоб подумать о тех, кому хуже, и покровительство кому, в случае раскрытия обмана, могло ей стоить дорого. Теперь я обязана заботиться о ней, как заботилась бы о собственной матери, понимаете? И уважать её волю. И Фёдор Васильевич… Они многое перетерпели из-за меня, из-за меня погиб его сын, и это тоже счёт, который я должна оплатить. Кто я буду, если уеду, бросив немощных, неспособных о себе позаботиться людей выживать как знают? Буду не лучше этой Ирины, прости меня господи за такие слова. И у меня есть работа, которой я вообще-то дорожу. На которой меня всё ещё любезно ждут, так что лучше для меня не задерживаться слишком надолго, и возможно, я уеду, препоручив многие дела Насте… Да, чем-то таким я могла б, наверное, заниматься и где-нибудь в другой стране, только вот знаете, мне хочется трудиться для этой. А ещё я познакомилась с замечательным человеком, это старичок, профессор востоковедения, удивительно умный, замечательный человек. Который остался сейчас один и практически без средств к существованию, и я намерена платить ему за изучение японского языка. Не спрашивайте, зачем мне японский язык. Важно, что ему необходимо чувствовать себя нужным, знать, что его труд, его знания кто-то ценит. Как видите, у меня тут достаточно дел…

Их разговор прервало появление Татьяны, вернувшейся вместе с Эльзой и детьми с прогулки и получившей известие, что тётя уже ожидает её. С первого её шага через порог Ольга испытала ощутимое облегчение - Таня поддержит, Таня убедит. Тане, с её силой и самообладанием, сложно возражать, если вообще решишься на возражение.

Сперва казалось, Таня сейчас бросится, заключит тётю в объятья, даже закружит по комнате - таким счастьем, такой радостью светилось её лицо. Но она просто подошла, стиснула её руки в своих.

- Тётя, как я рада видеть вас, в добром здравии, благополучно добравшейся… Жаль, что вы к нам так ненадолго, и так поздно - мы совсем немного времени успеем провести вместе…

Ксения Александровна округлила глаза.

- По правде говоря, я полагаю, про доброе здравие стоило бы говорить мне - тебе… Таня, это правда, что ты перешла в лютеранство?