Страница 168 из 193
- О чём ты, Лизанька, - Алексей аккуратно обогнул Миреле, подходя к Лизе ближе, - что значит - не будем видеться? Я никуда не уезжаю! То есть, никуда за границу я не уезжаю точно, да и вообще переедем с печки на лавку, Аполлон Аристархович присматривает дом… Хотя это будет немного дальше, уже не по соседству, но вы все всегда желанные гости у нас, как и было.
Лизанька опустила глаза, терзаемая противоречивыми желаниями - умолкнуть или сказать то, что рвётся с языка.
- Поймите, мне и самой это будет тяжело… Я друг для вас - я счастлива этому, но с тех пор, как вы для меня больше, чем друг, я понимаю, что всё совсем не просто, никогда не было простым, а теперь уж точно не будет. Я вам не пара, не компания. Да, пусть вы не будущий император, но вы всё равно высокого происхождения, и ваша родня, ваши близкие вправе выбирать для вас круг общения…
- Ничерта они не вправе, Лиза, да ты о чём? Мои сёстры тоже жили - и будут жить - так, как они сами хотят, Маша вон замуж вышла, мы теперь простые люди, как и все, какая может теперь быть аристократия? Я когда-то превозносился перед тобой или ребятами? Забудь все эти глупости, изменилось только имя, больше ничего!
- Изменилось то, что… Вы ведь всё-таки несовершеннолетний, Алексей. Кто-нибудь из ваших взрослых родственников потребует опеки над вами, и они будут решать, где вам жить, где учиться и лечиться, и с кем дружить… Это правда жизни, увы. И в конце концов, когда вы выберете себе подходящую, достойную вас девушку… Я просто не хочу этого видеть, - Лизанька повернулась, чтобы уйти, но Алексей схватил её за руку.
- Я никуда не уеду, это во-первых, и никакой девушки не будет, это во-вторых. Я хочу видеть тебя в гостях так же часто, как и всех ребят, потому что я вообще хочу видеть тебя рядом всегда. Или я женюсь на тебе, или вообще не женюсь!
- Алексей… - глаза Лизы стали такими огромными, что он только их, на всём лице, и видел, - Алексей, что вы говорите… Это немыслимо, вам не позволят…
- Не позволить мне можешь только ты, если откажешься. И мы давно были на «ты». И в дальнейшем должны говорить на «ты».
- Алексей! Перестаньте, кто-нибудь ведь может услышать, кругом люди…
Вместо ответа Алексей подхватил её на руки - тонкая, хрупкая Лиза весила немного.
- И пусть слышат! Это очень хорошо, что слышат! Эй, кто не слышал, те слушайте! Вот это - моя любимая, моя будущая жена!
- Алексей, Алексей, отпустите меня немедленно! Вы недавно повредили руку, и вам нельзя!
- Рука зажила, а отпущу тогда, когда снова перейдём на «ты»!
Когда уже раскрасневшаяся, готовая от смущения расплакаться Лизанька была обратно возвращена на паркетную твердь, сквозь толпу протиснулся Юровский.
- Что, от жопы отлегло, геройствуем, Алексей Николаевич?
Парень вздрогнул и явственно содрогнулся от противоречивых и несознательных побуждений - с одной стороны, спрятаться от этого обращённого на него внимания, этого голоса, слиться с местностью, стать незаметным, с другой - выступить вперёд, заслоняя собой любимую, хотя никто ей, в общем-то, не угрожал. Всё-таки это правда, отношения тюремщика и арестанта врастают в плоть и кровь, меняют жизнь, и не перечёркиваются так просто… Может быть, у сестрёнок не так, по крайней мере, не так у Насти…
- Я… извините. Я просто счастлив…
- Ну, если счастлив - это, конечно, хорошо, - хмыкнул Юровский, запуская руку во внутренний карман пиджака, - может быть, это тоже тебя немного счастливее сделает.
- Что это? - Алексей робко сделал шаг навстречу, - мои часы!? Вы в самом деле привезли их…
- В полной исправности, не врали и не барахлили весь этот год. И ещё лет пять, наверное, без ремонта прослужат, механизм у них очень уж хороший.
- А тогда почему сломались?
- Ну, подвела одна деталька… В самой лучшей системе бывают слабые элементы, которые всё дело портят. Но это не то же самое, как когда весь механизм честным словом держится. Заменил изношенное - и порядок.
- Спасибо…
Обгоняя Лилию Богумиловну, спешащую высказать всё, что думает о кое-чьих лихачествах, к компании подбежала Ольга, некоторое время мялась, отчаянно заламывая пальцы, потом всё же решилась:
- Яков Михайлович, я хотела вам сказать… Мне жаль, что так всё вышло.
Юровский обернулся.
- Вам? Жаль? Ну, положим… Но почему это вы - мне?
- Потому что… потому что просто так думаю. Обычно, конечно, когда человек говорит «мне жаль», он имеет в виду, что мог этого как-то не допустить, что на нём лежит какая-то ответственность… Я не знаю, кто должен нести ответственность, и тем более не знаю, можно ли было это как-то изменить, и вот поэтому мне очень сильно, невыносимо жаль. Просто жаль, что всё вышло именно так. Что вы не хотели, мы не хотели, но непреодолимая пропасть теперь между нами есть… И мы должны испытывать друг к другу неприязнь, то есть, кажется, что просто не может быть иначе, недопустимо иначе. Мы для вас - арестанты, классовые враги, в лучшем случае бесполезные люди, вы для нас - человек, который убил наших родителей. И мы не вправе забывать об этом, ни вас, ни нас в этом не поймут, а если попытаемся - то напомнят… Но всё же - то, что я сказала этим репортёрам на их расспросы, это правда и я не собираюсь от неё отказываться.
- И что же вы сказали?
Ольга смутилась, явно не ожидая, что этот вопрос будет задан, она надеялась на этом завершить разговор и уйти.
- Я сказала, что в том, как сложились обстоятельства, вы менее всего виноваты. Что вы, разумеется, не были с нами любезны - но и не обязаны были, и вообще странен охранник, любезничающий с арестантами. Но вы никогда не позволяли в отношение нас никакого произвола. Вы держались инструкций. Вы просто делали то, что должны были. И пожалуй, можно утверждать, что нам повезло с вами - сложно б было в наших обстоятельствах пожелать везения большего, чем иметь дело с честным и смелым человеком.
Юровский скривился.
- Ну спасибо, хоть объяснили, Ольга Николаевна, я и так не знаю, как спастись от этих писак…
Они столько ждали этого дня, этого процесса… Но на третий день, на зачтение приговора пошли только двое - Татьяна и Анастасия. Остальным оказалось, по-видимому, уже не столь важно. Каким бы ни был этот приговор - главное, что он будет. Главное, что мир услышал правду… Ольга была занята «своими стариками» - Аделаидой Васильевной и её братом, Вырубовой и её матерью. Лили, разумеется, вернулась в Париж, а Анюта с матерью метались между желанием сбежать из изменившейся, странной и страшной для них страны и желанием остаться с обожаемыми царевнами. Ольга не таила иллюзий, понимая, что забота о них ляжет, скорее всего, на её плечи. Таня собирается вернуться в Усть-Сысольск, а там не лучший для больных женщин климат, Маша долгое время ещё не будет иметь постоянного дома, а о Насте нечего и говорить. Поэтому сейчас Ольга решала вопрос о том, чтоб продать или хотя бы сдать домик Надежды Илларионовны и перевезти обеих тоже в Новгород. Новгород - красивый, замечательный город, и она сможет заботиться и о них тоже…
- Кажется, вы две - главные отщепенцы семьи? - усмехнулась Римма, подавая руку при знакомстве, - по крайней мере, главных два потрясения…
- Потрясения тут, по идее, все, - возразила с улыбкой Татьяна, - но мы да, наверное, в наибольшей мере. То, что Маша вышла замуж за солдата - это легче воспринять, Олю с её работой-заботой тем более, а вот Настя с её профессиональным выбором и я, принявшая лютеранское крещение - это для них почему-то оказалось чересчур…
- Ну, хотя бы не я одна теперь главный предмет интереса, - кивнула Настя, - хотя ты-то вернёшься на свой север, а мне тут ещё оставаться… Вообще это очень грустно выходит всё-таки - опять мы разъезжаемся, опять между нами города, люди, дела…
Татьяна слегка приобняла её.
- Так ведь всё равно было бы, милая. Женский путь таков - мало шансов прожить всю жизнь вместе, свои семьи - разные дороги, письма и редкие визиты… Может быть, когда-нибудь мы всё же соберёмся все вместе, как мечтала Маша, а пока будем навещать, при возможности. Ты знаешь, я тоже не могу остаться - для меня слишком важно всё, что там. Я и в другом месте, конечно, нашла бы себе дело, но я уже нашла там, и бросать его не хочу. И теперь ведь это не вынужденная разлука, без права свиданий и переписок…