Страница 7 из 16
– Вроде прежде он писем не писал… Да ну, не может быть, не может, чтоб он вернулся…
– Гарри Уорден… Том Ханнигер… Здравствуй, твою мать, Валентинов день…
Вот как оно так получается, что никто ничего не видел? Толпа опрошенных, все с совершенно честными глазами. Не видели.
Трой был дома один – отец ещё не вернулся с работы, мать уже отбыла. Соседка миссис Смит выглядывала, конечно, в окно раз – что-то уж сильно разбушевался их Бэйби – и вроде бы видела там какого-то человека… Но внимания не обратила, цыкнула на пса и вернулась к любимому сериалу. Миссис Лайонелл была в том же сериале настолько по уши, что даже не заметила, как её любимые собачки выбрались из дома…
И во втором случае – не легче. Соседи – нет, ничего не слышали, орала музыка, думали, Дик и Олсон там опять отмечают что-нибудь. Что они могли отмечать? Ну… день рождения чей-нибудь, юбилей выхода любимого фильма, просто зарплату обмывать, причин, что ли, нет. Кого могли ждать в гости? Да кого угодно, список длинный. Их друзья и враги? Тот же длинный список, категории взаимозаменяемые…
– Иной раз и впрямь в сердцах думаешь – перерезал бы их кто-нибудь поскорее, чтоб отмучились сами и отмучили нас, - сплюнул Холли, когда Микки, соседа Дика по комнате, мирно спавшего в наркотическом угаре уже с час прямо в коридоре этажом выше, так и не удалось растолкать, - откуда только эта напасть на нас свалилась?
– Был у нас раньше тихий мирный городок… Никому не известный… теперь всё, теперь известный. Туристы, паломники… Понятно, чего едет и чего везёт… А этим, нашим-то простачкам, интересно ж причаститься к той жизни, которая там…
И трясущийся старичок внизу, за стойкой, только и назвать его, что консьержем… Ну где ему вспомнить всех, кто за вечер тут проходил? Тут уйма народу туда-сюда шляется, и постояльцы, и гости. Это обычное дело. Нравы здесь свободные, за то и ценится это место. Если к нему не подходят, не обращаются с каким-либо вопросом – он и не запоминает. Ну а если человек не спрашивает, как бы ему комнатку снять, или как в такую-то комнату пройти, а целеустремлённо прёт себе – значит, знает, куда идёт. Нет, никого необычного он не видел, все обычные, всё как всегда, в любой другой день…
– Да он бы необычным назвал, наверное, разве что инопланетянина с рогами, или если б самого президента США тут увидел, и то не гарантия. Тут панки с гребнями ходят, укурыши эти с патлами… Обычное дело же.
Кипа протоколов, результаты вскрытия. Убийства совершены, по предварительному заключению, одним и тем же предметом. Да, очень вероятно, что шахтёрской киркой. Да, очень вероятно, что одним и тем же человеком. Физически крепким мужчиной – удары зверские, местами тела пробиты насквозь… хотя и физически крепкая женщина до конца не исключена… Отпечатки подошв изучены и совпадают, кстати, с теми, что оставлял 13 лет назад Том Ханнигер, но ботинки не эксклюзивные, их и сейчас в городе найти не проблема… В случае Троя первый удар был нанесён со спины, пробито плечо, но это вовсе не значит, что он сам впустил убийцу и так ему доверял, что повернулся спиной. Скорее, убийца проник в дом через окно и затаился в коридоре, после чего подкрался к жертве – земляные следы говорят в пользу этого. Но всё же он определённо должен быть знакомым Троя – достаточно хорошо знакомым, чтоб бывать в его доме прежде и точно знать, когда нет дома его родителей…
Правша, достаточно высокого роста – об этом говорит характер некоторых ударов. Чтобы малевать надписи, он использовал стул, малевал на уровне глаз, чуть выше или чуть ниже…
Самый интересный пункт – предположение, что убийца и в том и в другом случае не просто был в перчатках. Он переодевался. Ведь выйти чистым из такого кровавого душа просто нереально. А кровавые следы в обоих случаях ведут только до туалета. Значит, у него с собой сумка. Прочная, непромокаемая, достаточно вместительная сумка, в которой он приносит и уносит и смену одежды, и орудие убийства. Интересно получается – заходит в здание обыкновенный, ничем не примечательный человек с сумкой, там переодевается, совершает свои кровавые злодеяния, переодевается обратно… И выходит из здания ничем не примечательный, ничем не подозрительный человек с сумкой…
Сисси чувствовала, конечно, как-то спиной, кожей, это, мягко говоря, удивление двух женщин, когда они спускались под руку с Амелией по лестнице. Она не первый раз приходит, и с шоком от первого её визита, конечно, не сравнить… но до привычки и спокойствия далеко.
Хотя, пожалуй, удивление в основном у светловолосой женщины. Темноволосая, Ванда – она, кажется, даже понимает. Даже рада.
– Это же нормально, Джосси. Им есть, о чём поговорить. Такое общение Амелии может оказаться очень полезным.
– Дружба 13-летней девочки и взрослой женщины? Ты считаешь это нормальным?
– Во-первых, я б не торопилась называть Амелию так уж взрослой женщиной. Не забывай, она пережила то, что стрессом назвать мягковато, и в то время, когда мы с тобой нормально жили, общались со сверстниками, учились, влюблялись, работали – она… Была несколько ограничена в таких возможностях. У них с этой девочкой есть кое-что общее, и не только то, что они афроамериканки. Возможно, она напоминает ей её саму до того, как с ней произошло всё это. Или же…
– О боже, да. Какая же я глупая. Или она напоминает ей о её собственном бедном ребёнке, которого она, должно быть, даже не видела… Подумать только, такое пережить… А эта девочка, Сисси… Конечно, она была младенцем, она не могла запомнить, в её памяти нет этого ужаса… Но ведь она знает. Знать и не помнить – иногда не менее страшно… Ты права, у них есть причины для близости. А бедный офицер Мартин… все эти годы жил с этим… Мне подумалось… ну, это романтичная глупость, конечно, но то ли дата обязывает… Что если девочка притянет их друг к другу? Это было бы как-то логично и правильно… Они все, бедные, слишком настрадались… Господи, о чём я думаю…
Сисси было всё равно, что думают эти женщины. Главное – они не чинили препятствий. Никому она не позволит помешать ей видеться с матерью, заботиться о ней. Теперь, когда у неё есть мать, когда язык привыкает к этому незнакомому прежде слову… Наверное, это называют звериной нежностью – они шли под ручку, их пальцы вцеплялись в рукава друг друга так сильно, до онемения. Хотелось заглядывать ей в глаза, угадывать и исполнять её желания, заслонить собой от любой угрозы, любого страха. Сегодня они пойдут в парк, будут есть сахарную вату, купят пару лотерейных билетов… У матери должно теперь быть всё, чего она была лишена.
В парке так празднично, людно… Может быть даже, слишком людно, но если не углубляться в гущу толпы – то ничего страшного, и можно нормально беседовать…
– Расскажи ещё об этом мальчике, Ное.
– Ну, он не такой и мальчик, вообще-то… Он меня на десять лет старше… Но мы всегда говорили на равных. Он единственный, которому я могу доверить всё…
Они с матерью как будто играют в некую игру. В дочки-матери. Странно, но получается ничуть не фальшиво, эта игра – способ рассказать о чувствах, ну а правила понятны им обеим.
… Невесть откуда выскакивает эта женщина с искажённым злобой и страхом лицом – кажется, миссис Уиллер с соседней улицы. Мать погибшего Троя.
– Это всё ты, ты! Всё началось после того, как ты вернулась! Зачем ты приехала? Ты принесла проклятье всем нам! Мой мальчик погиб из-за тебя! Они все погибли из-за тебя! Убирайся обратно, мотай туда, откуда пришла, ведьма, никаких больше смертей!
Обычно Сисси сложно было вывести из себя. Её железобетонные нервы поражали и отца, и одноклассников, и учителей. Но тут – другое. Тут – тронули мать.
– Слушай, ты, глупая курица! Следить лучше надо было за своим отпрыском, может, и жив бы был! Будто не знаешь, какие за ним грешки водились. И с какой компанией он шлялся. Ты сама – плохая мать, ты и виновата!
Женщина отшатнулась под её напором, чуть ли не спрятавшись за спину подруги.