Наследие Изначальных

— Да, дорогая, согласна, код очень красивый, но не могла бы ты показать, как это будет выглядеть уже… пользовательскими глазами? Да, я понимаю, что это земной язык программирования, но видишь ли, я их и земные знаю только на стадии основ. Подозреваю, что это что-то графическое…

Отворилась дверь и вошёл высокий, плотно сложенный немолодой центаврианин в белоснежном парадном мундире, поблёскивающем большими тяжёлыми орденами.

— Нет, я всё же настаиваю, чтобы вы остались здесь, — сказал он кому-то за дверью, — важнее безопасности моего высочества опасность оскорбить моё высочество предположением, что достаточно серьёзную опасность для меня представляет одна больная женщина. Да, милые леди, и вас я тоже прошу остаться здесь. Ничего серьёзного, поверьте, со мной не случится за полчаса разговора. С тем же успехом я могу в ваше отсутствие утонуть в собственной ванной. …Добрый день, госпожа Аллан, — он притворил за собой дверь, — понимаю, вы не были предупреждены о моём визите… Простите, домашняя привычка. Дома, когда я предупреждаю о своём намерении нанести куда-то визит, из этого обычно не получается ничего хорошего… Вы позволите переговорить с вашей пациенткой наедине? Поймите, ни в коей мере я этой просьбой не выражаю никакого недоверия к вам, но полагаю, наши внутренние центаврианские дела всё равно едва ли вам интересны.

— Да ничего, — Мисси поднялась, опираясь на посох, — мне, господин Котто, здесь всегда найдётся, чем пока заняться… А это ничего, прилично, оставлять мужчину и женщину одних в комнате, по вашим правилам, я не помню?

Довольно давно Вира Котто никому не удавалось смутить, но Мелиссе Аллан это удалось.

— Уверяю вас, что собираюсь придерживаться с леди Нарой исключительно деликатного официального стиля общения. Тема нашего разговора касается дальнейшего будущего леди Нары, которое, как вы, должно быть, слышали, обсуждалось на самом высоком уровне.

Так на императора обычно не смотрят — не то что без пиетета, снисходительно и ласково, как бабушка на внука, но соответствующего этикету обращения и на Центавре хватает.

— Что ж, поговорите… По правде, леди Нара не вполне ещё здорова, так что разговор и не получиться может. Ну, если понадобится помощь — позовёте меня, я тут поблизости где-нибудь буду, пошлёте кого-нибудь из санитаров меня найти.

Выходя, Мисси кивнула троим молчаливым гвардейцам, приветливо улыбнулась девочкам-подросткам под белыми вуалями — юные лидара едва шелохнулись, их лиц под вуалями было не разглядеть, но в мыслях их было робкое почтение перед старой фриди.

Мисси знала, какое производит впечатление. Годы отразились на ней так, как мало на ком ещё, и она могла восприниматься, должно быть, как ровесница фриди Энха, со своими абсолютно седыми волосами (сухие и ломкие, их всё труднее было прочесать, и часто её посещало желание обрить голову вовсе, но Зак всегда говорил, что любит эти волосы, бог знает, за что), со своей неторопливой, шаркающей походкой, больше подобающей глубоким старикам, чем женщине, которой едва за шестьдесят. Беспокоясь о её слабом здоровье, совет фриди практически и приписал её к клинике Лийри — чем меньше дальних переездов, тем лучше, а достойного служения и здесь хватает. Нельзя было сказать, что Мисси была пожилой женщиной. Она была состарившейся девочкой.

За поворотом она столкнулась с ещё одной процессией.

— Вот так день значительных визитов у нас сегодня, — она подошла к худощавому темноволосому землянину, охраняемому сборным конвоем полицейских и служителей суда, взяла его за руку, тускло сверкнувшую браслетом импульсного наручника, — пойдём-ка, юноша, побеседуем с тобой… А вы пока, молодые люди, здесь подождите, а то прогуляйтесь сходите, перекусите, день-то, чай, хлопотный был. А мы тут найдём свободную палату…

Двое судейских, синхронно опустив глаза, протестующе воздели руки.

— Госпожа… леди… мы б не советовали…

— Вы — мне? Вам, голубчики, распоряжение какое дано — заселить этого паренька до отправки на предопределённое ему место сюда. Ну так вот значит, моя это теперь епархия, хотите — так согласование у главного врача спросите, не сомневайтесь, даст.

— Вы не понимаете… — смутился молодой дрази-силовик — по реакции спутников понял, что женщина перед ним высокого ранга, но не мог понять, какого именно, да и ведь ранг рангом, а телосложения старуха слишком тщедушного, хоть и слышал он уже кое-что о том, как хилые на вид минбарцы ловкими приёмчиками отправляют превосходящего противника в госпиталь, но тут-то случай особый, — не положено… Преступника его категории по инструкции не положено оставлять без присмотра…

— В инструкции моего имени нет, милый. Со мной — можно. Не бойтесь, верну вам в целости и сохранности. Я хоть с виду и старуха, а, если вы не заметили, фриди. Команды, которые и не такого здоровяка в здоровый младенческий сон погружают, я знаю, поди, не первый год служу. Хотите, так на ком из вас покажу. Всё, идите, мои хорошие, не раздражайте меня.

Заведя арестанта в пустую палату — в приглушённом свете незастеленные постели выглядели сиротливо и почему-то напоминали гробы — она усадила его на стул, сама села напротив.

— Вот как увиделись, Элайя Александер… Ты меня и не помнишь, наверное. А я тебя вот такусеньким на руках держала. Давай, рассказывай, как с тобой приключилось такое. Да уж не притворяйся, знаешь, о чём я говорю. Вот тут вот у тебя трещинка была маленькая, — Элайе показалось, что маленький сухой пальчик старушки провёл по внутренней стенке его черепа, — как же это ты её так расковырял?

Таков уж порядок — специальные подвальные покои после завершения суда необходимо освобождать. Найдётся, увы, кому заступить — вон Брикарн партию своих привёз, там практически все такие, кого содержать надо б было одиночно, даже если б таково не было обязательное условие здесь. Но в отлаженном механизме сейчас пробуксовка вышла — преступник такой, что выбрать и утвердить сопровождение для него не минутное дело. Иногда допустимо, конечно, чтоб Проводник прибыл на Лири позже, но слишком затягивать с этим тоже нельзя, а прения покуда в разгаре. Так куда больше-то его пока определять? Непосвящённому, может, и покажется, что сбежать отсюда как нечего делать, вот, вышел за двери и пошёл. А всякий, кто хоть сколько-то провёл на Минбаре, понимает, что совершенная охрана — не там, где у каждой двери стоят дюжие молодцы с лазерными пушками. Здесь обычно содержатся не преступники, а те, кто чаще опасен себе самим, но и это требует предельного внимания к безопасности.

— Кто вы? Ваш ментальный фон мне знаком, но я не могу вспомнить вас.

— Конечно, не можешь… Тебе от роду-то день-два было. Я маму твою лечила, ещё когда она тебя в себе носила, потом уже здоровую её навещала. Вырос ты, конечно, махонький… В маму ростом пошёл.

Глаза с разновеликими зрачками изучали лицо старой фриди, словно в самом деле надеялись вызвать его в своей памяти.

— В маму, да. Ту маму, которой я сказал, что знаю, что она моя мама.

— Как знаешь и то, что не оттолкнул её этим, не обидел. Мама твоя хорошо знает, что с тобой, получше, чем ты сам.

— Расколотое сознание… Все спрашивают, как я допустил — расколоться и не суметь собраться обратно. А я не знаю, что ответить, потому что не знаю, кто я.

Ты мой любимый муж, ты совершеннейший огонь, выжигающий скверну, говорила Аврора. Ты рука божья, карающая нечестивых, говорил Лоран. Он удовлетворялся этими ответами, сколько мог…

— А вот это, мальчик, тебе и предстоит решить. Кто ты — сын своих матерей, брат своего брата…

— И убийца своей тёти? — губы парня болезненно дёрнулись, — и дитя, к которому должен был относиться как старший брат? Как когда-то Эстер относилась к моей матери?

Старая телепатка покачала головой.

— Ты помнишь… Из всех сотен совершённых убийств одно это ты не хотел бы вспоминать — но вспоминаешь.

— Но в нём, как и в других, я не готов раскаиваться, — улыбка напоминала болезненный оскал, — я просто не хочу об этом помнить. Да, не хочу! Это не я, это никогда уже не буду я!