Страница 6 из 320
- Ничего не знаю! Ничего! - сердито постукивая ладонью по видавшему виды столу, стоял на своем директор. - У них возрастная группа какая в конкурсе? От восьми до двенадцати лет! Алешка туда никаким боком не проходит! Ей в первый класс надо - и точка! Все, пиши отказ, пиши и нечего обсуждать!
- Петр... Степанович... - казалось, заместитель опасалась последствий этого письма больше сиюминутного гнева начальника. - Так неприятности могут быть... Закроют же...
- Кого закроют? Нас - закроют? Не смеши-ка ты меня, Лилия Ивановна! Нас двадцать лет уже закрывают! И что? Не на тех напали! Все, не хочу тебя больше слушать! Что за малодушие такое? Мало того, что дитё, как обезьянку таскают по всем местным конторам, нет, давайте ее в Киев, а потом в Москву вытянем и окончательно загубим жизнь!
Я не могла понять, о чем говорит Петр Степанович, и решила все по-своему: меня наказывают, зло, несправедливо, а значит, я на всех обижусь, перестану разговаривать, спрячусь под одеяло и тихонечко умру.
И пусть они порыдают над моей красивой могилкой. Да будет уже поздно.
На следующее утро вытянуть меня из-под горы покрывал, под которыми я добровольно схоронилась, не смогли ни уговоры нянечек, ни угрозы воспитателей. Ситуация еще больше накалилась, когда пришла ночная смена, не склонная церемониться с малолетними нахалами.
Лишь только вмешательство Петра Степановича спасло меня от насильственного извлечения на свет божий. Оставив негодующих педагогов за дверью, что было само по себе немыслимо - идти на поводу у зазнавшейся нахалки - он тихонько пересек нашу большую спальню и сел на мою кровать. Я, подглядывая за происходящим сквозь дырку в покрывале, напряглась и засопела. Все же, я любила нашего директора и чувствовала, что не смогу долго сопротивляться его мягким доводам и вкрадчивому голосу.
- Алеша, ты зря прячешься. Никто тебе ничего не запрещает. Если хочешь на конкурс, езжай на конкурс.
- Да? – из-под горы покрывал показалась моя растрепанная голова. Я ожидала всего, чего угодно - убеждения, укоров, воззваний к моему разуму и чувству взрослости, но только не этого.
- Конечно, девочка. Ты же ни в чем не провинилась, за что мне тебя наказывать? - угадывая мои тайные мысли, продолжил он, и я, движимая доверием вперемешку с любопытством, выкарабкалась из своего заточения, пододвигаясь ближе. - Вот только как нам быть со школой? Ну да ничего, не пойдешь в первый класс, подождем еще годик. Или два, если понадобится.
- Как не пойду? - даже подпрыгнула я. - Я хочу учиться!
- А зачем тебе учиться? Ты будешь другим занята. Будешь ездить на конкурсы, выступать. Тебе же это нравится?
- Нравится. Но учиться мне тоже нравится! Я не могу пропустить школу! Я же не лентяйка какая-нибудь! - вспыхнула я, вообразив себя, восьмилетнюю, в одном классе с малышней. Разница в целый год казалась мне едва ли не катастрофой.
- Конкурсы подождут! А учеба - нет! Я хочу в первый класс!
Петр Степанович улыбнулся, глядя на меня.