Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 320

Я не понимала, почему это происходит, но мне была приятна такая реакция. Взрослые будто снимали маски привычной серьезности, позволяя себе быть настоящими. Я находила их очень красивыми в этот момент.

В конце концов, мне удалось выжать слезу даже из Петра Степановича, когда на торжественной линейке в честь визита очередной комиссии я наизусть прочла десятиминутную речь Макаренко о роли семьи:

- Семья приносит полноту жизни! Семья приносит счастье! Но каждая семья, в особенности в жизни социалистического общества, является, прежде всего, большим делом, имеющим государственное значение! - гордо процитировала я, параллельно замечая, как увлажнились глаза нашего доброго батьки, и с какими удивленными лицами застыли рядом важные дяденьки и тетеньки в форменных костюмах.

- Что это еще за самородок? - с интересом протянула самая монументальная из женщин, важно потрясая прической, похожей на башню.

- Это солнышко наше, Алешенька, - теплым голосом ответил Петр Степанович, подманивая меня к себе рукой, дескать, подходи, деточка, не стесняйся.

Я и не думала стесняться. С интересом изучая группу взрослых, которые воспринимались скорее как новая публика, а не грозные проверяющие, я тут же принялась активно общаться.

- Алеша? Что за странное имя для девочки? - обращаясь больше к Петру Степановичу, поинтересовалась монументальная дама.

- И вовсе не странное! А очень красивое! - выпалила я, не дожидаясь, пока директор откроет рот, - Меня зовут Алексия Подбельская! Петровна... - добавила я собственное отчество, взятое в честь нашего директора (в метрике в этой графе все равно стоял прочерк) и умолкла, немного смутившись от пристальных и недоуменных взглядов чиновников.

- Хм...Что это еще за буржуазные происки? Алексия! - будто испытывая мое имя на патриотичность и принадлежность к пролетарскому классу, пробурчал коллега дамы с прической.

- Не надо обзывать меня буржуем! - горячо возразила я. - Я такой же советский человек, как и вы! А судить людей по имени - несправедливо!

Некоторые из проверяющих шумно засопели, прикрывая рты и пытаясь подавить смешок, который вызвало мое искреннее возмущение, а монументальная дама, наклонившись ко мне, очень серьезным голосом задала еще один вопрос:

- А сколько же лет вам, Алексия Петровна?

- Шесть лет и два месяца, - пытаясь сохранять спокойное достоинство, ответила я. - Я уже давно взрослая! И я обо всем знаю, что творится в мире! Про перестройку знаю. И про Рейгана с его бомбами. Я, между прочим, газеты читаю, как и вы.





На этом месте члены комиссии все же не сдержались, и громкий взрыв дружного смеха прокатился по нашему двору.

- Я смотрю, вас хорошо воспитали здесь, Алексия Петровна, - отсмеявшись и пытаясь больше не улыбаться, продолжила разговор моя собеседница. - Приятно осознавать, какое поколение детей подрастает на смену нам, старым коммунистам. А приходите-ка к нам через месяц, на День Революции. Вы стихи читаете?

- Конечно, читаю. Я много стихов знаю! - радостно заверила я, предчувствуя новую сцену и новую публику.

- Приходите, почитаете. А мы вас послушаем. Петр Степанович, что же вы от нас таланты скрываете? Тут в ближайшее время такой серьезный конкурс намечается, кто знает, может ваша Алексия Петровна засверкает на всесоюзном уровне, а?

Так я вышла на свою новую сцену. Впервые выступив на торжественном собрании в местном отделе образования с очень патриотичным и революционным стихотворением, я, в буквальном смысле слова, не могла спуститься назад, за кулисы. Предложения и приглашения сыпались одно за другим: меня звали выступать на заводы, фабрики, большие промышленные предприятия, на смотры юных талантов, конкурсы чтецов, на торжества в научно-исследовательские институты, на открытия больниц и трамвайных депо.

Во второй половине восьмидесятых в Стране Советов на пике моды были талантливые и яркие дети. Им с удовольствием уделяли внимание, с ними беседовали высшие чины, о них говорили на радио и писали в газетах. Так что весь мой предшкольный год был наполнен разнообразными конкурсами-поездками-выступлениями.

В нашем городе я стала настоящей знаменитостью. Всем хотелось посмотреть, как маленькая, растрепанная рыжеволосая артистка, ни капли не стесняясь публики, читает звонким голосом не только традиционные "правильные" стихи, но и более пикантные творения некогда запрещенных Мандельштама, Пастернака и Ахматовой.

- Новых песен не насвистывай, песней долго ль обмануть! Но когти, когти неистовей, мне чахоточную грудь! - самозабвенно закидывая голову, декламировала я в большом зале библиотеки во время собрания местных литераторов, а взрослая публика, потрясенно молчавшая пару секунд после окончания выступления, взрывалась бурными аплодисментами.

Я была счастлива от внимания такого большого количества людей и с радостью привозила в наш детский дом призы, благодарственные письма и грамоты. Неизвестно, чем бы закончился этот резкий взлет, если бы моему дальнейшему продвижению, не помешал, как это ни странно, сам Петр Степанович.

Именно он не дал разрешение на мое участие в республиканском конкурсе чтецов, настояв на том, чтобы я не углублялась в поездки-разъезды-конкурсы, а шла себе учиться, как нормальный ребенок. Быструю и раннюю славу добрый батька воспринял не как подарок судьбы, а как искушение, от которого меня следовало уберечь и всеми правдами неправдами вернуть обратно, в нормальное, обычное детство.

- Знаю я этих благодетелей! - не скрывая возмущения, говорил он своей помощнице, в то время как я, терзаясь тайной обидой на него и его решение, подсматривала в замочную скважину кабинета. - Как в поговорке, поматросят и бросят! Это она им вундеркинд и забава лет до десяти, потом вырастет, станет как все, и живи после этого, как знаешь! Нет, решительно, никаких конкурсов, так и напиши - по причине несовместимости со школьным образованием!