Страница 25 из 53
Он приближался к белокурой девочке и её матери. К кукле.
Протянул руку, показавшуюся клешнёй.
Я смотрела, не отрывая глаз. Испуганная и зачарованная.
В темноте, похожей на серое месиво, сверкнули васильковые глаза.
- Рано! - сказал кто-то хриплым голосом, не старческим, но сварливым.
Потолок взорвался. А с ним и небо. Обломки посыпались вниз. Но не долетели.
Картинка сменилась под негромкий смех.
Холод пробрал до костей. Я перестала чувствовать щеки и нос. Ноги работали слаженно, неся меня - взрослую - дворами к дому, в котором мы когда-то жили с Антоном. Туда, где тепло и безопасно. Из ночной темноты и мороза. Другая я не подозревала, что это обман. Уютная квартира превратилась в бойню.
- Нет! - воспротивилась я настоящая, но тело не отреагировало.
Вот и дом. Окна, за которыми непривычно темно. Засыпанное снегом крыльцо.
- Нет! - повторила я, отказываясь подниматься наверх, где меня никто не ждал.
Там не осталось жизни. Только смерть, кровь и погром.
- Идёт, - шепнул кто-то.
- Плевать, - отозвался второй голос. - Пусть живёт. Главное сделано.
Два черных пса пошли прочь по заснеженной темной улице. Помощники темного мага, на которых я в прошлый раз, торопясь в тепло, не обратила внимание.
В горле запершило от подступающих рыданий. Ноги подкосились. Колени больно ударились об лед. Ладони в шерстяных перчатках поехали в разные стороны. Я распласталась на притоптанной дорожке. Рядом возвышался сугроб, делающий меня невидимой со стороны проезжей части. Ну и пусть. Хорошо бы уснуть. Уснуть и не проснуться. Так лучше. Правда.
- Яааан!
Пронзительный голос Жозефины-Симоны звал издалека. Из другого мира.
Я приподнялась на локте, огляделась. Никакой кошки. Лишь тени на снегу от домов. Но плач не смолкал, тоскливый, горестный, одинокий. Питомица всё ещё бродила по зеркальному лабиринту без надежды выбраться наружу. Она не должна была попасть сюда. Без меня её не выпустят. Старику всё равно, что случится с представительницей древней кошачьей династии.
- Верните первую встречу с Литвиновым! - приказала я, ударив кулаками по льду.
Никакой реакции.
- Проклятье! - изо рта вырвались клубы пара.
Воспоминание воспоминанием, а холодно по-настоящему. Аж зубы сводит!
- Выпустите! Сейчас же!
Обошлось без грохота и летящих в лицо осколков. Улица погасла. Температура повысилась. Градусов на пятьдесят, не меньше. Но свет не вернулся. Я сидела на деревянном полу неизвестно где в кромешной тьме. Ни вспышки, ни единого звука вокруг.
- Очень смешно, - процедила я сквозь зубы и принялась разматывать шарф. На мне осталась длинная шуба и зимние сапоги. И два свитера в придачу!
Раздевшись до футболки, я двинулась на ощупь. Руки касались всё тех же треклятых зеркал. Шагов через пятьдесят ноги начали преть, и я скинула обувь. Подумав, стянула и джинсы с теплыми колготками. Отбросила последние в сторону и снова надела джинсы - на голые ноги. Дальше пришлось топать босиком. Носки снялись вместе с колготками, а те исчезли. Попытки отыскать их в темноте успехом не увенчались. Но я не переживала. Если лабиринту приспичит вновь перекинуть меня в зиму, раздетой не оставит.
Беспокоило другое. Я брела и брела, ступая медленно и осторожно, а ничего не менялось. Тишина углубилась, недружелюбная темнота не предвещала ничего хорошего. Нервишки пошаливали, и я велела воображению отвалить. Нечего рисовать чудищ! Если б лабиринт хотел меня грохнуть, для этого существовала масса способов, гораздо действенней, чем нападение чуды-юды из-за угла с топором наперевес.
Шепот. Он появился внезапно. Из зеркал справа и слева кто-то подглядывал. Невидимки обсуждали меня. Я услышала слова «магичка» и «бродит», почувствовала себя зверушкой в зоопарке. Меня-то точно видели. Разглядывали во всей красе и не стеснялись перемывать кости.
- Хоть бы причесалась, лахудра, - припечатал кто-то пискляво.
Рука коснулась головы. Волосы, и правда, топорщились после зимней шапки.
- Ну, хватит! - рассердилась я и топнула босой ногой. - Покажите что-нибудь путное! Заколебала ваша фигня!
- Фигня, фигня, фигня, - запело эхо на разные голоса.
А потом я увидела левиафанов питомицы. Огромных рыб, будто в металлической броне и сотней острых зубов в раскрытой пасти. Ох, приснится такое, одеялом подавишься. К счастью, слева «включилось» другое зеркало. Из темноты глянул отец, еще сильнее похожий на Ярика, чем в воспоминании с чемоданом. Глянул с заботой, но какой-то трагической.
- Как тебя зовут, милая? - спросил он ласково.
Губы без моего участия шепнули:
- Настя...
Как в памятном сне. Или в обморочном видении.
- Настя! - загромыхало эхо. И ещё громче: - Настя! НАСТЯ!
Я зажала уши, не понимая, что происходит. Погибшая девочка, кем бы она ни была, не мое воспоминание. И всё-таки...
- Кто она? - крикнула я в лицо отцу. Или его призрачному отражению. - Кто такая Настя?!
Зеркало зарябило и погасло, испугавшись вопроса. Я сжала кулаки. Надоело!
Вот возьму - сяду здесь и с места не сдвинусь!
Реализовать не шибко мудрую задумку не вышло. Впереди распахнулась дверь. Трехэтажно выругавшись, я пошла на тусклый свет, с каждым шагом четче различая знакомые очертания. Сквер! Тот, что появился в фальшивой вселенной на месте дома Валентина Макаровича! Место не изменилось, но люди - дама с веером и мамочки с колясками - пропали. Я застыла на пороге, раздумывая, стоит ли выходить наружу. Очередная подстава, не иначе.