Страница 30 из 203
Если сам виноват – то не так обидно и не так жаль.
Йоаннес встретил ее на мосту, на полпути от одного берега до другого. Сказал:
– Где ты была? Я тебя заждался.
– Дополнительные занятия, – сказала Элин, подставила щеку. Йоаннес нахмурился, но поцеловал. Пробормотал:
– Ужели они тебе важнее меня? Не может быть, чтобы тебе нужно было заниматься сверх уроков.
Элин достала из ранца его тетрадь, протянула. Ветер облизывал пальцы.
– А может, ты меня обманываешь? – сказал Йоаннес Барт, взял Элин за запястье. – Может, завела себе там кого-то, позабыла меня?
Элин рассмеялась.
– Друг мой сердечный, да что ты! Ни по ком не стонет мое сердце, по тебе одному.
Йоаннес взял тетрадь, притянул Элин за запястье к себе, обвил рукой талию, и они целовались прямо посередине моста, как две души, встретившись на полпути из собственных тел.
– Завтра ты снова можешь меня проводить, – прошептала Элин, – у тебя отлично получилось.
– Посмотрим, – сказал Йоаннес. Отпустил Элин, быстро открыл и пролистал тетрадку, спрятал за пазуху. Элин поправила волосы справа.
– У меня есть время сейчас, – сказал Йоаннес. – Я могу пройтись с тобой. А ты можешь меня пригласить.
Конечно, у тебя есть время, подумала Элин, я сделала за тебя домашнюю работу. Тут же устыдилась: Йоаннес не виноват в том, что у нее тяжелый день, не виноват в злых усталых мыслях. Раньше она делала все за двоих, объятая счастьем оттого, что им больше времени достанется вдвоем. Сейчас ничего не поменялось, не должно поменяться.
Йоаннес дал локоть, Элин взяла его под руку, прильнула к боку. Как раньше. И зря она на него сердилась, что он не навещал ее, вот же, сам предложил. Просто собирался с духом, ему тоже нелегко дались перемены в жизни Элин, и родители, наверняка, уже не так одобряют, как раньше. Элин прижалась к его боку плотнее, мечтательно вздохнула, поглядела искоса. Подумала: мой Йоаннес встречается со мною против родительской воли. Презрев их запреты. Потому что любовь сильнее сыновнего послушания.
В новеллах про графа со сложной фамилией что-то такое было: родители запретили, а влюбленные тайно обручились. А потом выяснилось, что жених отыскивал влюбчивых девиц, похожих на его умершую в детстве сестру, соблазнял, увозил от родни и медленно травил ядом, пока они не начинали кашлять и сохнуть, как сестра, и не умирали. Граф – после захватывающей схватки на саблях – нашел у убийцы в шкафу целое собранье отрезанных белокурых кос. А родители девицы, очевидно, чувствовали что-то родительским своим чутьем, и запрещали видеться. Но куда там.
Тетя рассказывала и приговаривала: каков злодей! И обнимала Элин, и обещала: я не отдам тебя в дурные руки. Руки Йоаннеса, правда, она считала вполне надежными.
Может, профессор Коппенс таким вот образом уморил десяток прекрасных девушек, необязательно белокурых, а отцы их и матери собрались и учинили кровавую месть. И каждый забрал с собою по части тела в качестве трофея. А голову оставили, потому что не смогли решить, кто испытал с потерей ребенка большее горе и кому должно достаться самое интересное.
– Кто у вас сейчас ведет некроматнию? – спросила Элин. Они шли дворами, ветер тут был тише, а воздух теплее, еще не зимний.
– Профессор Моленар, – сказал Йоаннес. – Что такое, его задания оказались тебе не по зубам, моя умница?
– И основы, и начала теории?
– Ну да. Теорию вел сначала некто Коппенс, но потом нам опять выдали старину Моленара. – Йоаннес прижал Элин к себе плотнее, стиснул. – Скучаешь по университету? У вас там, держу пари, не такие просторные аудитории, и учителя не более грамотны, чем ученики. Исключая тебя, конечно же, мой цветок.
– А давно ли ты видел профессора Коппенса в последний раз?
Йоаннес задумался, придержал шаг. Проговорил:
– Недели, пожалуй, с две. – Посчитал на пальцах. – Да, у нас... четыре, пять... шесть лекций уже с Моленаром. А что такое, дружок? Планируешь вернуться? Я сохранил тебе место подле себя.
Элин улыбнулась не от радости, а от обязанности, и задумалась. Спросила:
– Вам ничего не говорили, куда он делся? Профессор Коппенс. Быть может, куда-то отлучился?
Йоаннес пожал плечами, притиснув Элин к себе крепче. Она совсем скособочилась, становилось трудно идти. Элин выпрямилась, подергала рукой, освобождая себе пространство. Сказала:
– Я была бы тебе бесконечно признательна, если бы ты поспрашивал.
– Что тебе до этого профессора?
– Он обещал мне помочь с местом в следующем семестре.
Йонаннес протянул задумчивое “а-а” и долго не отвечал. Элин легонько ткнула его локтем в бок.
– Я узнаю, что смогу, моя радость, – сказал он, – все, что угодно, чтобы ты скорее ко мне вернулась.
– Я здесь, – сказала Элин, – я никуда не делась.
Йоаннес промолчал.
Сказал: ну и грязь, когда Элин подвела его к лестнице и отпихнула ногой обломок кирпича с дороги. Взяла за руку, провела по лестнице. Сердце подпрыгивало: идти вот так, в темноте и тесноте, за руку, слушая дыхание друг друга, в предвкушении времени наедине – разве не волнительно?
Йоаннес остался на пороге комнаты, пока Элин хлопотала, зажигая лампы и отодвигая в угол стул с одеждой. Будучи дважды приглашен, все-таки прошел, прикрыл дверь и сказал:
– Ну и бардак.
Элин только вчера вечером смела мусор в совок и протерла поверхности, вынесла ведро и тщательно его ополоснула. Конечно, не у всякого предмета было свое место, но ведь не было и полок, и шкафа для платьев...
– Здесь просто некуда положить вещи, – сказала Элин тихо, огладила покрывало на кровати.