Страница 24 из 203
Представляла, пока шла до библиотеки, как дома нарежет яблоки на четвертинки, и – с мясом, с бульоном. Яблоко сойдет за хлеб, разбавит жир, к тому же, в этот раз Элин будет осторожнее. Мягкое и сытное – с сочным и кислым. А деньги можно будет отложить на квартирную плату.
Место ее оказалось уже занято, причем не Фериком, за которым она подозревала подобное коварство и приготовилась сгонять. Орифия подняла голову, сказала:
– Я слышала, что вы создали группу для дополнительных занятий. Очень благородно с вашей стороны. Я решила присоединиться тоже.
Какая группа, подумала Элин, оглядела собрание, которое катало друг другу яблоко по столу, и с отчаянием побежденной подумала: группа. Причем не самая малая.
Духами теперь пахло сильнее. Элин вздохнула и сказала безнадежно:
– У нас теперь много публики, но мало литературы, и я, в самом деле, не знаю, как бы нам всем разместиться.
Орифия раскрыла ранец – натуральной кожи, с позолоченной застежкой – на коленях, вытащила учебники все, какие были, сказала:
– Пользуйтесь, друзья. Меняю на задания по некромантии. Я не выдержу Моленара второй раз.
Резель тут же поманила ее, зашептала на ухо, прикрывшись длинной ладонью. Элин поджала губы.
И опять все на нее смотрели, только не с жалостью теперь и не с жадным интересом всякого, даже доброй души человека перед чужим несчастьем, а с выжиданием. Элин подумала: зачем им теперь я? Пусть повиснут пиявками на Орифии, она сама в этом виновна, не была осторожна, и теперь они ее скогтили. А я могу собираться и, пожалуй, попрощаться с ними и приветствовать снова обретенное свободное время. Дома тихо, и даже в тесноте проклятой комнатушки есть плюс: туда помещается только один, а значит, Элин будет избавлена от общества, которого она не выбирала. От общества желанного, нужного, она была избавлена насильно, а иного ей не требовалось.
Именно так, подумала она с нажимом.
Вздохнула, зачесала волосы на глаз и сказала:
– Предлагаю организоваться следующим образом. Возьмем два экземпляра...
– Ты совсем меня забыла, – сказал Йоаннес Барт.
– Ах, мой милый друг, мое сердце тоже тяготится редкостью наших встреч.
Йоаннес втянул голову в плечи, поднял воротник, огляделся. Он встретил Элин на вливавшейся в набережную Витражной, и теперь провожал. Навстречу им в утренней мгле потоком шли сонные университетские студенты. Йоаннес то и дело оглядывался им вслед, сутулился, иногда приостанавливался, отворачивался к воде, пропускал, очевидно, знакомых, и шел с Элин дальше.
– Наши встречи были бы не так редки, если бы ты навещал меня на новом месте, – сказала она.
Йоаннес пробормотал: ну что ты снова, хотя Элин ни разу еще его не упрекала, что не был в ее апартаментах. Или, по крайней мере, не помнила, чтобы упрекала.
– А еще я давно не была приглашена к тебе в гости, – сказала Элин.
Раньше это бывало чаще. Господин и госпожа Барт приветствовали Элин так же тепло, как Йоаннеса Барта приветствовала тетя, госпожа Виллемс. Госпожа Барт говорила, что Элин влияет на ее сына со всяческою пользой.
Они свернули. Элин опасалась ходить этой улицей, из проулков вечерами поглядывала опасная, пухнущая от звуков темнота. Несколько шагов от центра – и посмотрите, думала она, взяв Йоаннеса под руку. Настоящая глушь, куда приличному человеку можно не ступить ни разу за всю жизнь. Элин, будь ее воля, и не ступала бы.
Йоаннес дернул ее в сторону, Элин споткнулась, заозиралась в поисках опасности. Йоаннес, плохо видимый сейчас в тени, с поднятым воротником похожий на студента «лесопилки», которому в благотворительном мешке от церкви досталась несуразная куртка, обнял ее и крепко поцеловал. Элин уперлась ему в плечи, прогнулась – и позволила. Так даже волнительно. Рука Йоаннеса спустилась с талии, как всегда спускалась от лобзаний, и Элин не стала пока возвращать ее выше. Прошептала, когда Йоаннес принялся целовать ее шею:
– Вот за этим тебе и следовало бы меня навещать. Или приглашать. Хочешь, я тебя встречу сегодня?
Йоаннес на секунду остановился. Элин положила руку ему на затылок.
– Сегодня не получится, – сказал Йоаннес. – У нас учеба, ты уже забыла, как это, а?
– У нас тоже учеба.
– Какая там учеба, смех, – сказал Йоаннес, огладил ее через юбки.
Смех, подумала Элин старательно. В самом деле. Легкая программа для глупых людей. Деревенщин и преступников.
Йоаннес расстегнул ее пиджак, запустил руку, прижал к рубашке. Пока он мял грудь, Элин думала, что Йоаннес проявляет бездну такта, оберегая ее от неловкости: она и не хотела, чтобы кто-то видел, как она теперь живет. И не хотела бы, наверное, сочувствия господина и госпожи Барт.
– Если хочешь встретиться, помоги мне, – прошептал Йоаннес ей в шею. – Нам столько задали... а ты всегда помогала... мне так сложно без тебя...
Элин ухмыльнулась, сказала: бедненький мой, ну показывай. Конечно, он не справляется, без помощи Элин он не сдал бы первых экзаменов. Точнее, сдал бы, но не своим умом, а родительским подношением преподавателю, чего Элин допустить не могла: глупый будущий муж – это позорно.
Йоаннес залез к себе в ранец, отдал Элин тетрадь и, пока она перепрятывала, оглаживал грудь в пиджаке. Потом спустил ладони на живот, а затем и ниже, задрал пиджак и оттянул пояс.
Элин поймала его руку.
– По-быстрому, – сказал Йоаннес.
Элин хихикнула: он же это несерьезно. Сказала:
– Милый друг, не здесь.
– Почему не здесь? Мы быстро, тут никто не видит...
У противоположной стены валялось горстью какое-то тряпье. Элин поморщилась, с силой оттолкнула руку, одернула пиджак. Сказала: