Группа дополнительных занятий

– Походите где-нибудь, – сказал господин заместитель по наукам и помахал сухой, как щепка, ладонью, словно отгонял мошкару. Потом поднял палец, добавил: – Без шатаний и безобразий. Тихо и смирно, чтобы вас никто не видел.

Кенан сказал вполголоса: слушаюсь, господин начальник. Конла ухнула, закашлялась. Господин заместитель по наукам прищурился через пенсне, повторил: чтобы тихо, и, заложив руки за спину, пошел по пустому коридору к преподавательским комнатам. Полы зеленого его сюртука мотались вокруг длинных, как ходули, ног. Класс молча проводил его взглядами и повалил курить. Элин поймала Резель и сказала:

– Почему бы не использовать это время с пользой?

Лицо Резели застыло, словно она хотела нагрубить, но было нельзя, спрятала жестяную коробочку и кивнула.

Как будто мне это нужно больше всех, подумала Элин.

– Жалко, – сказала Резель, поправила ленточку на хвосте, – сколько уже отменяют? Третья неделя пошла.

– Никто не застрахован от болезни, – сказала Элин. – Холода стоят, продуло.

– Жалко, – повторила Резель.

И в самом деле, подумала Элин. Неудачное время выбрал профессор Коппенс, чтобы слечь. Когда от тебя зависят не только отметки студентов, но и будущность некоторых из них...

– Может, его покусал оборотень.

Элин взялась за ручку библиотечной двери, пропустила Резель вперед. Та продолжала рассуждать, лавируя между шкафов к столу:

– Он здесь часто допоздна, до ночи, учит вечерние классы, а оборотень, наверное, голодный и злющий. Вот это будет ужас! Только бы не насмерть...

– Зачем предполагать неправдоподобное, когда есть объяснение гораздо проще?

Резель шлепнула на стол пухлую от вложенных листов тетрадь и пожала острыми плечами.

– Ну, как-то оборотень должен питаться. И бабуля Деак не заставляет нас молиться за его здравие, значит, не болеет.

– Быть может, благополучие коллеги для нее менее священно, чем самочувствие государыни, – сказала Элин, выложила из ранца учебник. От ежедневной ноши ныли плечи, и она незаметно потерла их, присев напротив.

Резель подволокла к себе учебник, открыла тяжелую обложку, пролистала. Достала из тетради листы, разобрала. Почесала щеку ручкой.

Элин откинулась на спинку стула, он заскрипел и подался за нею, Элин тут же вцепилась в стол и села прямо. Сказала:

– Оборотня вполне могли уже поймать.

– Тогда бы нам сказали. Или хотя бы сняли бумажку, – Резель показала ручкой на дверь.

– А если бы преподавателя съели, вас бы запугивали с удвоенной силой, – ответила Элин, осторожно пошатала стул. Сиденье вихлялось, и она замерла.

Подумала: а занятия бы не отменили, опасность для студентов не считается тут достаточным поводом шевелиться.

Кенан шумно потянул носом над ее макушкой. Элин вздрогнула всем телом, стул скрипнул под нею. Конла, которая пробралась в библиотеку так же незаметно, села рядом с Резелью. От них обоих пахло улицей и дымом, и руки, носы и уши были красные. Они принялись выкладывать тетради, еще более растрепанные, чем у Резели.

– Профессора Коппенса съел оборотень, – сказала она.

Конла долго на нее глядела, потом с шорохом протащила учебник к себе, спросила:

– Это кто говорит?

Кенан все еще дышал с сопением над Элин. Она подняла глаза. Кенан хмуро поглядел на нее, походил вокруг стола и остался стоять. Потом присел на корточки рядом с Элин, уцепился пальцами за столешницу и положил подбородок на край.

О, боги мои, прошептала Элин, встала, дошла до полок с материаловедением, сняла со стула стопку книг, аккуратно поставила на пол, подхватила стул и вернулась. Кенан уже занимал ее место. Элин уселась и наблюдала за ним вполглаза. Если уж стул грозил рассыпаться под нею, то под парнем длиннее нее и тяжелее...

– ...думает, что это специально, чтобы нас попугать, – говорила Резель, выворачивая голову, чтобы заглянуть в учебник. И так же изгибалась Конла, книга лежала между ними, и никто из них, видимо, не умел читать вверх ногами. Конла подняла голову и глянула на Элин.

– Изобретательный способ поддерживать дисциплину, – сказала та, поправила волосы. – Чтобы вы... воспитанники не ходили ночами и не совершали хулиганств.

Конла фыркнула. Конечно, подумала Элин, гораздо умнее считать, что в черте города завелась эдакая тварь, и до сих пор не сбежала в леса и не дала себя поймать.

Добавила мстительно: и почерк у вас неразборчивый.

Кенан извернулся, сложился пополам, спрятав голову под стол, с хрустом принялся чесать ногу. Задрал штанину, поскреб над ботинком и над толстым черным браслетом на щиколотке. Поймал взгляд Элин, буркнул:

– Чего?

– Занятное... украшение.

– Чтоб не убежали, – сказала Конла вполголоса, постучала чем-то твердым о ножку стола. – С учебы многие сбегают. Пытаются.

– Вам доверяют достаточно, чтобы отпускать на учение, – сказала Элин. Подумала с надеждой: значит, они какие-нибудь безвредные уголовники.

– Просто учителей дорого приводить прям туда, – сказал Кенан, – в камеры. Будут они морочиться, что ли?

Элин покивала якобы со знанием дела. Конла глядела на нее черными глазами, а потом вернулась к писанине. Они не осилили еще и абзаца.

– А у Нейла на руке, – сказала Резель, прихлопала промокашку к листу.

– Это чтоб он ничего не сделал, – сказала Конла. – Руку к херам, говорят, отрывает, если попытаться колдовать вредное. Это вешают тем, кто попал за колдовство или что-то связанное. Или вон одержимый. Мы видали одного одержимого, все хотел откусить кому-нибудь голову. Пробовал сам себе, но не смог.