Страница 15 из 203
Профессор Коппенс продолжал:
– Очевидно, ты из другого теста.
– Очевидно.
Профессор кивнул, не успев спрятать усмешку. Элин сжала складки верхней юбки. Совершенно зря он потешается. Она – абсолютно иное дело, чем местные.
– Я тоже – из другого, – сказал профессор Коппенс. Элин подняла бровь. Профессор добавил: – Мне повезло больше, и у меня была совсем другая жизнь и другие возможности сейчас.
– Тем, у кого есть возможности, следует их использовать, – сказала Элин. – Иначе это насмешка над теми, у кого их нет.
Прибавила про себя: или над теми, у кого их внезапно отняли. Как у голодного отнимают хлеб ради смеха. А кто-то не ест куропатку в подливе, потому что надоело.
– В университете работать легче и денежнее, кто спорит, – сказал профессор Коппенс. – И там у меня есть влияние. Но! Влияние хорошо иметь, когда хочешь что-то для кого-то сделать. Студенты везде забавные и интересные, но за местных ребят никто никогда не будет колотиться, ходить, просить...
– От лица моих товарищей я благодарю вас за ваш ежедневный труд и участие.
Профессор Коппенс прищурился, и Элин выпрямилась еще больше – наказание следует принимать с гордо поднятой головой. Но профессор хохотнул и поднял ладони:
– Ты меня поймала, я люблю поговорить про себя. Но давай лучше про тебя. Ты не принадлежишь этому месту, ты лучше и выше его. Рождением, случайностью или своим умом и способностями.
Элин напряглась и подождала знака, серьезно ли он. Профессор Коппенс смотрел на нее прямо и покачивал в воздухе башмаком. Элин медленно кивнула. Профессор тут же сказал:
– А тем, кто лучше и выше, кому повезло больше, вместе с этой исключительностью и удачей небеса даруют обязанность сострадать, проявлять терпение и быть защитником и содейственником менее обласканных.
– Кто это сказал? – изумилась Элин.
– Святая Гют.
– Я положительно уверена, что вы это только что выдумали, – сказала Элин.
Святая княжна Гют, страстотерпица, основательница ордена паладинов, по большей частиводила походы против язычников, ловила ранних еретиков и вырывала им языки, порочившие Небесного Поэта, а юный тогда еще орден, не орден даже, а наемники и примкнувшие к ним младшие безземельные сыновья, называл себя ее защитниками и исполнителями ее святой воли – с мечом в руке, конечно же. От воли этой дрожала земля. Заботиться о больных и бедных они стали уже очень потом. А святой Гют вряд ли было до них дело, она прожила быструю жизнь и рано попала в руки к языческим недобиткам, которые и устроили ей сан страстотерпицы.
Профессор Коппенс сделал жест бровями, упорствуя в своей выдумке.
Элин хотела спросить, все ли у него к ней, но в дверь вломились и заголосили, и профессор Коппенс пошел запускать. Объявил, когда все более-менее расселись:
– Лорды и леди, вам это еще скажут, но и я заодно. Ходите осторожнее, тут где-то бегает оборотень.
Студенты загомонили. Очевидно, никто из них не видал объявлений. А потом эти люди, которые не были у библиотеки и вряд ли даже знают, где она, жалуются на недостаток литературы, подумала Элин.
– Что ему делать в городе? – спросил Ферик.
– Я не в курсе, но тем не менее. Знаете, что делать при укусе?
– Лежать да помирать, – сказал тот же Ферик. – Не помрешь – так выздоровеешь.
– Целитель до хера, – сказал Кенан.
Ферик пожал плечами.
– Обработать рану и как можно скорее наложить печать, – сказал Нейл. Профессор Коппенс бросил в него яблочком, сказал, что остались только мелкие, и бросил вторым. Нейл поймал, уложил перед собою. Кто-то с задов пошутил про яйки и сам же заржал.
– Правильно, – сказал профессор Коппенс. – Вам этих печатей давать не будут, так что даже не пытайтесь делать это сами.
Элин глянула на брата с сестрой. Конла уже не глядела на нее. И Кенан. Они нахохлились и натянули воротники уродливых своих курток до ушей. Ничего, ощутят нужду – снова не будут давать проходу, подумала Элин.
– Может, кто-то принял за оборотня собаку, – сказала Орифия. – Я тут видела буквально вот таких, – она показала над полом вровень со своим плечом, – кони какие-то, пройти страшно.
– Вот и тем более, ходите осторожнее, – сказал профессор Коппенс. Сцепил пальцы, хрустнул ими, и спросил нарочито бодро: – Что, лорды и леди, не успели забыть вчерашнюю тему?
Элин прижала пиджак на животе, чтобы не было слышно голодного пения организма. Она выпила утром аж две кружки хорошего горячего чаю, и ей было почти тепло сейчас, когда можно поджать ноги над сквозняком. Она хорошо ответила и заработала пару яблок. Решила: на вечер. Или одно сейчас, одно на перед сном.
Элин уговорила господина из апартаментов в конце коридора, что серебряное зеркало будет отличным, со вкусом подобранным подарком на свадьбу внучки, и уже сговорилась о цене. Так что скоро будет легче.
Гимнастические упражнения следующим занятием, однако, портили картину. После них всегда слабость, и есть хочется еще больше. Элин шла к раздевалкам безо всякого желания, и раздумывала, как бы сказаться в очередной раз больной. Но и в прошлый раз госпожа медик поверила ей с трудом, хотя тогда Элин в самом деле было дурно. Она сжала зубы, зацепила лямку ранца за крючок, поставила ботинки к стене и ушла за одну из драных и зашитых нитками не в тон ширм. Натянула гимнастические брюки и короткую шелковую юбку сверху, влезла в блузку простого фасона, зашнуровала мягкие туфли. Мерку для всей формы, и для занятий гимнастикой тоже, снимали сразу, и тогда же нашивали эмблемы. Элин пригладила рукав, проверяя, не слишком ли заметно. По крайней мере, форма сидела, в отличие от брюк, внутри которых болталась Резель, как одинокая роза в вазоне, или от рубахи с завязками, которая была Конле до колена, и она теперь подворачивала ее и запихивала за пояс.