Страница 22 из 44
Погиб отец случайно: глубокой ночью ехал из командировки, по так и не установленной причине не справился с управлением, и машина упала в бурную реку на одной из дальневосточных дорог. Мне тогда было двадцать. Завещания он, естественно, не оставил, так как о смерти своей и не думал, и его партнеры немедленно конфисковали всю его часть их совместного далеко не маленького бизнеса, оставив мне, на тот момент безутешной студентке-третьекурснице, только счет, открытый им несколько лет назад на мое имя. Там было достаточно денег, чтобы я смогла проучиться, не работая, три последних года обучения.
Тем не менее, я перевелась на заочное, стала работать менеджером в небольшой фирме по продаже стройматериалов и начала делать карьеру. Отцовские связи и фамилия помогли мне всего дважды. Все остальное время я работала на себя сама, упорно продвигаясь вверх по социальной лестнице. С матерью мы общались редко: она внезапно воспылала огромной любовью к мужчине младше себя на десять лет, свободному художнику, как он просил его называть. Нигде не работая, он только и делал, что писал плохонькие картины и безуспешно пытался продавать их, крича на каждом углу о своем великом, но недооцененном при его жизни таланте. При первой же встрече у нас с ним возникла сильная взаимная антипатия, мать, разумеется, во всем винила меня, заявляя, что я ревную и не желаю ей личного счастья, я не видела смысла что-то объяснять или доказывать, и общение наше само по себе медленно, но неуклонно, сошло на нет. Я даже не была на их более чем скромной свадьбе и потом совершенно случайно узнала, что у меня, оказывается, родился брат. Два года назад, непосредственно перед новогодними праздниками, мать вдруг вспомнила о дочери, позвонила мне и вместо приветствия или поздравления в ультимативной форме потребовала, чтобы я оплатила какой-то крутой частный садик Лёнечке. Я просто положила трубку.
Именно тогда я первый и единственный раз напилась до зеленых чертей, а на следующий день решительно перелистнула эту страницу моей жизни. Больше мы с матерью не общались.
И вот мой так называемый отчим звонит мне сегодня.
Я набрала нужный номер.
Виктор был в стельку пьян, что, в принципе, и не удивительно. Выпить он любил всегда. С трудом, но все же мне удалось понять из его несвязного бормотания, что мать и брат погибли три дня назад: купались в реке, Лёня начал тонуть, мать попыталась его спасти. Не получилось. Вчера были похороны. Мой отчим скорбел, конечно, но волновала его не только смерть жены и ребенка. Еще он справедливо опасался, что злая падчерица отберет у него квартиру, купленную когда-то Николаем Ираклиевичем Большаковым за пару лет до свадьбы и оставленную им, как наследство, для любимой дочери. Непризнанному горе-художнику очень уж не хотелось возвращаться в свою небольшую комнатку в старом общежитии.
Положив трубку, я некоторое время сидела, бездумно уставившись в одну точку. Чувств не было совсем. По идее, я должна была сейчас ощущать горе и боль, должна была плакать, но в душе царила пустота. Видно, все, что только было можно, я выплакала еще тогда, два года назад, перед Новым Годом в одиночку методично напиваясь в своей шикарной многокомнатной квартире.
Через несколько минут я подняла рубку:
– Аннушка, позови мне Венечку.
Венечка был нашим юристом, тридцатипятилетним мужчиной небольшого росточка, с хитрыми синими глазами и кудрявыми черными волосами, пышной короной окаймлявшими его худое, подвижное, остроносое лицо. На работе он вот уже несколько лет подряд упорно изображал из себя человека нетрадиционной сексуальной ориентации, хотя я самолично три года назад присутствовала на его свадьбе с моей бывшей однокурсницей и хорошей давней приятельницей Светкой Чернышевой. Через год у них родилась двойня. На мой прямой вопрос, зачем он постоянно мается дурью и упрямо косит под гея, он тонко улыбнулся и пояснил, что в таком образе от него не ждут никаких гадостей, наивно полагая, что держу я его исключительно из жалости («толерантности», как он тогда выразился). Что ж, возможно, в этом был свой резон. Но, несмотря на свою необычную внешность и постоянные странности в поведении, в открытую демонстрируемые перед нашими партнерами и клиентами, Венечка был знатоком своего дела, законы помнил практически наизусть и интересы компании отстаивал каждый раз, как свои собственные.
– Звали, Ирина Николаевна? – В дверь просунулась знакомая кудрявая голова.
– Да, Веня. Зайди.
Мужчина, закрыв дверь, подошел к столу и, отбросив привычную жеманность, проницательно посмотрел на меня:
– Что-то серьезное случилось?
Да куда уж серьезней… Я кивнула и кратко обрисовала ему сложившуюся ситуацию.
– Соболезную, Ирина Николаевна. Я займусь этим вопросом, можете не беспокоиться.
Ну вот и хорошо. Значит, хотя бы здесь можно вздохнуть с облегчением. Квартиру отца я отчиму точно не отдам.
Ирма:
– Ирма, стоять надо прямо, не сжиматься; руку не напрягай, целься аккуратно.
Вот уже час супруг тщетно пытался научить меня стрелять. После похищения он всерьез озаботился моей безопасностью и умением постоять за себя. На тренировках я не только занималась физически, но и начала осваивать основы рукопашного боя. Вчера же ко всему остальному прибавилась стрельба. Я не протестовала: тот случай наглядно показал мне, что в жизни случиться может буквально все, и Ира была права, когда утверждала, что слуги далеко не всегда будут рядом, а значит, надо учиться выживать самой. Физические тренировки и самооборона, пусть и с большим трудом, но все же давали необходимый результат. А вот оружия я боялась, сама не знаю, почему. Каждый раз, прикасаясь к ориенту, я вся замирала и боялась пошевелиться. Муж о моем страхе уже знал, но заявил, что его нужно преодолеть, что оружие может помочь мне в опасной ситуации, а значит, мне просто необходимо научиться владеть им. И я честно старалась второй день подряд. Пока получалось слабо.
«О, смотрите-ка! Пистолет! Да еще и моделька почти современная. Ирма, выбрось сейчас же каку. Еще поранишься, не приведи бог!».
Ира. И снова язвит. Но я рада ее слышать.
«А ты умеешь стрелять?»
Хмыканье.
«Я? Еще спрашиваешь. Только вот твой благоверный снова будет ругаться, что я тебе тренироваться мешаю. Кстати, как вы его здесь называете-то?»
«Кого? Благоверного?»
Ухмылка:
«Ха. Смешно. Цацку эту».
«Ориент».
Удивленно:
«Да? Странное название. Ладно, дай пострелять».
Следующие несколько минут пули уверенно летели прямиком в центр стоявшей вдалеке мишени. Когда в барабане наконец стало пусто, Ира опустила руку.
– Потрясающая меткость. Здравствуй, Ира. И кто ж тебя так стрелять учил?
Подруга ухмыльнулась:
– И тебе не хворать, друг мой ситный. На курсы походила немного, вот и научилась.
Супруг изумленно поднял брови:
– У вас и женщин такому учат? Варварская страна.
Ира оскалилась:
– Да вот то ж. Ходим такие по улицам, вооруженные до зубов, периодически стреляем друг в друга. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой.
Муж улыбнулся:
– Как-то слабо верится в такую картину. Вот дома у вас необычные, чересчур высокие. Как вы только в них живете и не боитесь.
Подруга недоверчиво посмотрела на моего супруга:
– Тебе-то откуда знать, какие у нас дома?
И тут же услышала в ответ:
– У Ирмы в воспоминаниях видел.
Ирина:
То есть, как это – у Ирмы в воспоминаниях видел? Я непонятливо нахмурилась:
– Ты и такое можешь? Зачем, позволь спросить, ты к ней в голову залезал?
Варт самодовольно осклабился:
– Я много что могу, поверь мне. Зачем? Захотелось взглянуть на тебя вживую, в твоей реальной обстановке.
Даже так? Ну-ну…
– И как? Впечатлила тебя моя маска?
Весело хмыкнул:
– Это та, что ярко-зеленого цвета, ядовитая до невозможности? О, да. Она действительно сногсшибательна. Мне даже стало жалко того паренька. Как он еще от твоего вида сознание не потерял.