Тучи и солнце

- По мне уж лучше так, чем замерзать в красивой курточке на рыбьем меху, - поспорил рыжий. – Рано или поздно страсть проходит, а любовь сменяется привычкой.

- Возможно… - Алина Викторовна затушила сигарету. – Но ты ведь бросил свою Дашу…

- А она-то тут при чем? – вот теперь пришел черед Глеба становиться в тупик. – Ты хоть в курсе, почему мы расстались? Она ждала, понимаешь, ждала смерти Гриши. Так и сказала мне, мол, когда он скончается, чтобы я переключил свое внимание полностью на нее. Такое не прощают.

- Да, ужасно. Но ведь ты не можешь отрицать того, что тебе было удобно с этой девушкой? Я увидела это, когда приезжала к вам. Она тебе не подходила, милый. Ты хоть раз вспомнил о Даше, пока живешь здесь?

- Нет, - пришлось признать парню. – Слушай, ты отлично умеешь уходить от темы. Речь сейчас не обо мне, а о моем отце.

- А что хочешь от меня услышать? Раскаяние? Признание, что я была не права? От них что-то поменяется? Сомневаюсь. Была еще одна немаловажная причина. Я не хотела мешать Косте. Незадолго до нашего расставания он пришел ко мне на работу со своей женой. Вот ее он любил, по-настоящему. Любовь сквозила в каждом взгляде, в каждом жесте. Не такая, как в пошлых романах. Искры там, разряды, головокружение, невозможность расстаться ни на мгновение. Это всё для подростков. Но чувство было настолько глубоким, укоренившимся в Косте, что даже слепому было очевидно: я была лишней. Иногда самый хороший подарок, который мы можем преподнести человеку, – просто уйти.

- Они развелись через два года, - немного насмешливо прервал мать Глеб. – Ира сказала, что брак между отцом и их матерью был просто, как ты выражаешься «удобен» им обоим.

- Ира?

- Моя сестра. Старшая.

- Ах, конечно. Я как-то не сообразила. Значит, вот с кем ты вчера по телефону столько времени болтал?

- Они хорошие. Обе. И Ирка, и Юля. С ними я перестаю ощущать одиночество.

- Как всегда, не можешь обойтись без того, чтобы не уколоть меня, - скривилась Алина Викторина.

- А ты вечно всё принимаешь на свой счет, - ответно фыркнул Глеб. И, смягчившись, продолжил: - Мам, они – моя семья. И дело не в кровном родстве. Понимаешь, стоило мне увидеть Иру, я сразу понял, насколько мы близки. С Юлькой все иначе, она ершистая, недоверчивая. Заставила меня сделать ДНК-тест, представляешь?

- Вот даже как… ничего себе. Почему ты молчал об этом? Глеб, неужели ты настолько не доверяешь мне? Я никогда, слышишь, никогда не сделаю тебе ничего дурного. - Женщина порывисто приблизилась к рыжему. - Глупый мой мальчик…

- Я не глупый! Но откуда я знаю, что ты там себе соображаешь? Ты лишила меня отца, лишила меня любой возможности жить рядом со своими сестрами. А потом и сама сбежала. И я, по-твоему, должен тебе исповедоваться? Я привык решать свои проблемы сам, - Глеб снова почувствовал привычное раздражение.

Алина Викторовна отпрянула от парня, как от неожиданно взорвавшейся петарды. Снова обошла обеденный стол и села на свое место.

- Ты, наверное, опаздываешь. Иди. – Голос ледяной, приморозивший рыжего к стулу. -  Надеюсь, встреча пройдет прекрасно.

- Мам, не надо.

Как бы он не старался, разговор с матерью обязательно заканчивался вот так. Она требовала от Глеба невозможного: стереть последние пятнадцать лет из памяти. Сделать вид, что всё в порядке. Обида взяла за язык рыжего, завладела его ртом, выплевывая одно за другим слова-дротики.

Никто не хочет войны, никто не хочет быть в окружении врагов. Но словно что-то вечно щекочет изнутри, подзуживает, требует сатисфакции. Тьма ли это, тот самый бес над левым плечом, вечно нашептывающий гадости или бессознательное стремление быть честным, - кто знает?

Так или иначе, теперь парень жалел о своей несдержанности. По-другому он хотел начать утро. Алина Викторовна вернулась к оставленной газете, заслонившись ею, будто щитом.

- Иди-иди, - повторила она.

- Я бы хотел, чтобы ты пошла со мной.

- Зачем? Ты ведь взрослый, сам всё делаешь. И помощники тебе не нужны.

- Да, помощники мне не к чему. Но я хочу, чтобы рядом был кто-то… близкий. Мне нужна мать.

Глеб залпом допил остывший кофе и двинулся уже прочь из кухни, когда Алина Викторовна схватила его за локоть. Рыжий так и остался стоять, глядя в темный проем двери. Потом медленно опустил взгляд на застывшую женщину. Она ничего не произнесла. Только улыбнулась самым уголком рта.

 

Поездка на пассажирском сидении «Мерседеса» больше напоминала парню средневековую пытку водой. Когда на голову несчастному с определенной частотой сверху падают капли. Плюх-плюх. Просто и незатейливо несчастных сводили таким образом с ума. Хотя, казалось бы, никакой боли те не испытывали.

Знаменитые московские пробки вкупе с водительским «дарованием» Алины Викторовны действовали примерно также. Пять метров вперед - и машина останавливается, потом еще два-три метра. И так на протяжении тридцати с лишним минут. Хорошо хоть в машине была неплохая звукоизоляция, мотор работал почти неслышно, почти не нарушая размеренный ход мыслей. Глеб то и дело возвращался к замечанию матери.