Идол

– Его ведь тоже надо уничтожить.

(Ещё один очевидный пункт, который они почему-то пропустили. Вот так всегда и бывает, и все катастрофы случаются не из-за того, что не смогли чего-то сделать, а потому, что не учли. Не все ходы проверили. Не все цепочки просмотрели. И сколько ещё пунктов было ими пропущено, м?)

Забыв о своём намерении обогнать время, Редисов прислонился к двери и задумался.

– В квартире есть кто-нибудь? – спросил он.

– Его жена.

– Её не арестовали? – удивился Редисов (он примерно представлял манеру ведения дел политических преступников).

– Нет, – также удивился Зенкин (он не понимал, зачем арестовывать жену Лунева, если обвиняется только он сам).

– Странно… Но ладно. Ты её знаешь?

– Лично нет. Видел, может, пару раз.

– Хорошо… С ней надо было связаться в первую очередь. Ещё при аресте Лунева. Как это мы не подумали? – а думали ли они тогда о чём-нибудь, трезво и по-человечески?

– Мне кажется, она поговорит с нами, – сказал Зенкин. – Она добрая женщина, насколько я слышал… Если мы нормально объясним, что нам нужно… В общем, надо зайти и к ней тоже.

– Зайдём. Но днём, – уточнил Редисов.

– Угу.

Всё-таки ночью им вряд ли откроет дверь даже такая добрая женщина, как Мария Лунева. Времена не те. Щедрой доли подозрительности хватит даже на самых доверчивых и беспечных. И днём-то убедить впустить в квартиру двух незнакомых людей будет не так легко, возможно. Может, и совсем нелегко.

Они опять засуетились, открывая дверь. Редисов ещё раз освежил в памяти список:

– Так, значит, Бобров, Гюрза, Адель, Хассель, Плишманов, Сюрткин… Кто ещё? Вивитов, возможно…

– У фройляйн должно было остаться, – вдруг вспомнил Зенкин и резко замолчал. Они оба замолчали, будто наткнулись на труп, на окровавленное место преступления. На то, чего запрещено касаться.

– Мы… зайдём, – пробормотал Редисов.

Они вышли – в февраль и ночь.

69.

Раненым зверем воя, фройляйн Рита ползала по изрытому снегу, по рыхлым сыпучим сугробам, всюду натыкаясь на чёрные сапоги охранников и приклады их ружей.

– Да убейте вы меня уже! – просила она.

– Сама! Сама! – отвечали ей со смехом. Их смех – отовсюду, со всех сторон, есть ли в мире хоть что-то ещё, кроме этого мерзкого убийственного звука?

В неё не стреляли, нет, к ней даже не прикоснулись ни разу. Её просто не пускали.

До Ринордийска оставалось рукой подать. Ещё немного – и она была бы там. И здесь, на самой границе, ей просто перекрыли путь.

Почему? Почему?!

Она предполагала, что наткнётся на кордоны, допускала даже, что так или иначе их встретит. Что бы должны были сделать охранники при подобной встрече? Естественно, пресечь попытку к бегству, для того они и поставлены на страже! И Рита полагала, что сделают они это самым простым и кардинальным способом: расстреляют её на месте. Но это! Кто дал право им так поступать? Как додумались они, как рассчитали самое уязвимое её место?

Тыкаясь в сугробы, она ползла направо и налево, по кругу, в тысячи разных сторон. Но всюду ей перекрывали путь, всюду возникали люди в чёрной форме. Они не прикасались к ней и отпрыгивали, если она подбиралась слишком близко, но одновременно и не давали проходу: они перебегали с места на место, мгновенно сменяя друг друга на позициях, но неизменно сохраняя непрерывную замкнутую линию вокруг Риты.

Ей не быть в Ринордийске – никогда! Сквозь чёрную линию кордонов не прорваться. И даже не убиться об неё.

Почему, почему они просто смеются и отступают в сторону, почему они не поднимут свои ружья и не выстрелят? Им ведь нет никакого смысла, никакой пользы от этого.

Что за бессмысленная жестокость? Что за упорство маньяка?

Неужели они, как вампиры, питаются чужой волей, когда она изломана?

Рита давно оставила попытки приподняться: её силы истекали, она едва уже передвигалась по глубоким рытвинам и осыпающимся под её руками сугробам. Пламя свечи проигрывало борьбу со стихией, свеча гасла, гасла…

Она билась об снег в последнем бессилии, скребла его руками и еле ползла к чёрным фигурам. Им нет никакого резона… Никакого… Не надо возвращать её обратно на стоянку, гораздо проще, ведь гораздо, гораздо проще… Почему?.. Почему просто не убить? Это же так легко…

– Ну, убейте, убейте… – твердила она почти уже нечленораздельно, тыкаясь в сугробы и глотая снег, набивающийся в бессмысленно открытый рот. Под её дыханием и ладонями белая крупа обращалась в бегущую воду, скользкую и мокрую. А вокруг по-прежнему смеялись люди в чёрной форме, по-прежнему опущены были приклады их ружей, по-прежнему длилась бесцельная забава ради забавы.