Страница 110 из 142
За портретом мушкетерш, притаился портрет Ворона. Она спрятала все картины с его участием. Осталась только эта. Данная работа отличалась от остальных. В ней была некая обреченность и таинственный покой, что поселился в душе художницы после приезда из Одессы.
Это было так давно, что она и забыла как приятно ощущать покой. Сейчас же, ее пальцы нервно подрагивали. Дыхание участилось, и неприятный холодок пробежал по спине, ознаменуя пришествие чего-то страшного или необычного.
Раздавшийся следом звонок в дверь, удивил Соню. Слишком мало времени прошло, Профессор так быстро бы не смог добраться. Она медленно поднялась и пошла открывать. Не посмотрев даже в глазок, девушка распахнула дверь и резко отступила назад, тут же пытаясь захлопнуть ту перед незваным гостем.
….
Ворон стоял на пороге комнаты художницы, и до боли в груди хотел обнять ее. Прижать к себе, поцеловать. Смотрел в дорогое сердцу лицо не в силах оторвать взгляда. Он внимательно следил за каждым ее движением, слышал каждый волнительный вздох. Мужчина видел, как тяжело вздымается и опускается ее грудь, такая манящая. Притягательная. Как распахнулись ее глаза, и как девушка закусила пухлую губку, в надежде не выдать свое смятение.
Он сошел с ума. Сердце больно ударяется в ребро, напоминая, что происходящее не сон. Кровь стучит в висках настоящей барабанной дробью, а мышцы приятно сводит судорогами желания. Такого первобытного и безудержного. Никогда еще он не хотел ни одну женщину с такой силой и таким голодом, как Соню. Его женщину. Его взбалмошную художницу. Ее хотелось целовать, ласкать, владеть ею беспрекословно. Единолично. А еще дарить подарки, ходить вместе на выставки, делать разные глупости, которые так популярны сейчас среди парочек. А еще, ему безумно хотелось увидеть ее беременной. Его сыном. Нет, лучше дочкой. Чтобы была такая же, как Соня.
Кучерявая, упрямая, своевольная, и в то же время – трогательная и заботливая. Чтобы кричала: “Папа! Папа!”. Чтобы будила его по утрам, и проливала сок на важные документы. Чтобы разбила ноут с важной, недописанной прогой. И чтобы аквапарки, Диснейленды, аттракционы и прочая лабуда стали для него основными местами для посещения.
Хотелось любить и быть любимым, отбросив все то, что было раньше. Забыть и испепелить, а на остатках возвести новый мир. Мир, для двух любящих сердец.
Дыхание его стремительно учащается, и наклонившись, Ворон едва касается губами таких желанных губ. Видит ее глаза, и плескающееся на дне желание. Скрытое, тайное. Она смотрит ошеломленно, осознавая, что уже отдается его ласке.
- Не надо… - выдавила из себя Соня, прирастая к месту. Сумев лишь поднять ладонь, уперлась ему в грудь кулачком. Жар от этого прикосновения, возбудил его сильнее, чем любая другая ласка опытной шлюхи. И так было, есть и будет только с ней. С его художницей. Он больше не медлит. Сметает все внутренние барьеры, которые сдерживали его ранее. Те, что блокировал все его попытки и потуги прийти к любимой раньше. Да, он виноват. Да, он мерзавец. Ворон больше не может быть в дали от нее. Без нее.
Обхватив родные руки, завел их за спину Малиновской, и тут же развернул ее на месте. Оказавшись прижатой к стене, с одной стороны, и к могущественному мужскому телу – со второй, девушка поняла. Просто так ее никто не отпустит. И подтверждение столь яркой догадки она видит в глазах мужчины.
- Что тебе нужно?
Удерживая ее крепко, но с неким подобием чуткости, он стремительно наклонился. Нависая сверху, не позволяет ей опомниться, наконец-то приникает жадным, алчущим ртом к ее губам. Мягкие и податливые, они еще и вкусные. Ее аромат окутывает Ворона, сводя с ума. Он напорист, но не жесток.
Легкая щетина приятно царапает кожу художницы. Но ей словно этого и не хватало. Приоткрыв губы, она сама углубила поцелуй. Позволяя большее, настаивая на большем. Потеряв контроль и всякую осторожность, Соня отдается во власть, которой хотела принадлежать. Что бы ни случилось потом, сейчас ей нужны его ласки. И гортанный стон они испивают вместе. Не важно, кто сдался. Проигравших нет, есть только победители.
Ворон не позволяет девушке отодвинуться, наоборот теснее прижимает желанное тело к себе. Его руки путешествуют по телу, возбуждая. Неистовость ласк сводит с ума обоих. Губы мужчины действуют уже осторожнее, а секундой спустя – сжигают в порыве страсти. Он будто бы напоминает себе, что нужно быть сдержаннее и терпеливее. Когда же забывает, чувства вскипают в нем с новой силой. И в промежутках между этими приливами безудержной страсти и тянущей нежности двое уносились в мир чувственного удовольствия.
Прошло так много времени, целая вечность. Он скучал. Мечтал и грезил. Сгорал от боли, презрения к себе и желания послать все и приехать к ней. Но нельзя было этого делать. Должно было пройти время, пока Соня пришла бы в себя. Возможно, смогла бы его простить.
Ворон прижимал ее все сильнее, вдыхая аромат художницы. Ее запах манил, как и тело, став мягким и податливым от его настойчивых ласк. Губы нещадно болели и дрожали, но он не решался прервать их поцелуи.
Нежность мужчины, терпение и в то же время, пылкая страсть, заставили девушку обмануться. Забыться. Ее руки уже давно страстно обнимают и ласкают плечи мужчины сквозь легкую ткань футболки. Она чувствует, как жар исходит от его рук. Как пылает его тело, и как отчетливо осязается его желание. Соня помнила, какая необузданная страсть кроется в их телах. Стоит же ее выпустить, она будет способна сжечь все вокруг.