Жертвы

И сейчас я безропотно сидела и смотрела на то, как Маньяк убивает ребенка… Собственно, сделал он это довольно быстро — несколько ударов ножом в маленькое тельце и все… Я сидела и не двигалась, дрожа мелкой дрожью и отчаянно пытаясь собраться с мыслями. Я закрыла глаза, но почувствовав его взгляд, тут же открыла — Маньяк замер около трупа девочки и смотрел на меня, потом перевел взгляд на парочку, потом на мальчика на полу, потом опять на меня — словно что-то решал, словно выбирал… А потом подошел и начал убивать их: парочке распорол животы, так, чтобы они еще пожили, и на их глазах принялся убивать мальчика…

А у меня перед глазами — из прошлого: те четверо и дачный домик… Пашенька, Артемка, Никитос и братец его Данил — их имена навечно вбиты ими же в мою память. Самому младшему из них, Даниле, было шестнадцать, как и мне тогда, самому старшему, Никитосу, двадцать один. Насиловали и издевались надо мной они три дня... Выжила я тогда исключительно чудом… «Неужели снова мучения? Неужели снова боль и насилие?!...» — я чувствовала, как от ужаса этого осознания расширяются мои глаза, как внутри появляется чувство несогласия, противостояния, возмущения, в конце концов, — за что?! Я словно впала в ступор — воспоминания вдруг вывались как ворох старого грязного белья с верхней полки шкафа и придавили меня, прошло уже много лет, но оправиться я так и не смогла…

Когда, девять лет назад, больше месяца спустя после тех трех дней я вышла из больницы с кучей шрамом по всему телу и преследующими днем и ночью воспоминаниями, внутри меня сначала было очень больно и пусто, и было очень жалко себя, первые месяцы дома прошли как в тумане… Потом пришлось собрать всю волю в кулак и закончить школу. А когда прошло уже почти два года с тех дней, я все чаще начала задаваться вопросами: почему те четверо не сидят в тюрьме, почему нет суда, почему меня не таскают к себе следователи, хотя, когда в больнице я более-менее пришла в себя, ко мне приходил дяденька из полиции?..  Вот тогда-то я и узнала, что дело даже не заводили, замяли с молчаливого согласия моего отца: папочка Артемки оказался не совсем «простым» человеком — депутатом и… другом мэра города… а когда два «таких» человека не хотят дела, и никто особо не настаивает — дела не будет. Кроме того, уж не знаю какими словами точно, но отец Артемки убедил моего отца ни только не добиваться возбуждения дела, но и отказаться от личной мести. И те четверо попросту уехали в неизвестном направлении, не сбежали из-под следствия, нет — просто уехали… Я не понимала… искренне не понимала: надо мной три дня издевались как хотели, но никто… и никак за это не ответил… и всех все устроило — ни полиция, ни отец даже не пытались делать вид, что ищут тех козлов. И тогда я твердо решила, что должна сделать это сама — должна найти этих ублюдков и наказать… Как следует наказать! Это стало моей главной целью…

И в этом городе, три года назад, я оказалась именно из-за этих четверых. Первым я выследила Пашеньку, номер один в моем списке, и даже начала изучать режим его дня, чтобы… Но… не решилась… Потом я выследила и остальных и жила все это время, наблюдая за ними и грея мечты о том, что однажды я все-таки отомщу им, всем… Я часто по вечерам сидела в машине, смотря как Пашенька с женой и детьми гуляет во дворе дома, и представляла, как буду убивать его, как буду не просто убивать этого Пашеньку и его дружков, нет! — как буду выжимать из них кровь, по капле…

И сейчас… пока Маньяк добивал женщину, а затем мужчину, я завороженно смотрела на него, и думала я вовсе не о том, как бы мне спастись… нет, в моей голове зрела совсем другая мысль…

Маньяк закончил, подошел ко мне и уставился на меня. Он пытливо вглядывался в мои глаза, словно пытался прочесть по ним, о чем я думаю, а потом внезапно жестко схватил меня за подбородок и поднес к моей шее нож, как будто вдруг разозлился.

— А не хочешь заехать еще к одному в гости? — вот так вдруг, прямо спросила я, хотя из-за его хватки говорить было неудобно, голос звучал непохоже, словно и не я это говорю. Наступила тишина, я внимательно и с надеждой вглядывалась в его серо-голубые, холодные глаза, я буквально умоляла его глазами не отказывать мне: «Пусть я умру, пусть умру также, как Пашенька, но главное, чтобы я умерла после него, чтобы я смогла насладиться…»

Секунда, другая… и вот! — я, кажется, даже улыбнулась — я заметила, что в глазах человека в маске появилось любопытство, такое простое человеческое любопытство. «А что, если он и вправду согласится, что, если я все-таки смогу увидеть, как Пашенька сдохнет?!... И желательно медленно…» — я стиснула челюсти, ощутив прилив ехидной, жадной злобы — такой первобытный зов желания крови врага своего, зов желания его боли, желания его смерти…

Маньяк молчал… а потом вдруг размахнулся и влепил мне пощечину, а потом начал душить. Я пыталась сопротивляться — пробовала разжать его ладони на своей шее, но он был очень силен, а надавить ему на глаза или хотя бы попытаться ударить по лицу у меня просто не доставали руки… не смогла я дотянуться и до отброшенного им на подушки ножа.

Но Маньяк, также вдруг, отпустил меня, я стала жадно втягивать воздух и попыталась оттолкнуть его, но он снова дал мне пощечину, я затихла и легла на кровати, нет — я не потеряла сознание, просто легла и уставилась в потолок, я смирялась с мыслью, что так и умру в руках этого человека в маске, умру неотмщенной… И я уже мысленно клялась себе — приходить с того света к Пашеньке в кошмарах. Я лежала, смотрела в потолок и ждала…