Страница 9 из 29
Сколько себя помню, мы неплохо ладили с отцом.
Он занимал хороший пост в руководстве небольшой компании. Я всегда могла обратиться к нему с любой проблемой и точно знала, что он ее решит. Мы были хорошей семьей, проводили выходные вместе: на природе, в поездках, путешествиях.
А уж Арсений был предметом особой гордости папы. Тот откладывал все дела, чтобы посетить выступления сына на соревнованиях по дзюдо. Собирал грамоты, кубки, сделал для них отдельный стеллаж, который с гордостью показывал своим гостям. Брат делился с ним своими успехами и неудачами, и они часами могли обсуждать стратегии и тактики будущих битв, тренироваться и мечтать.
Пока однажды отец вдруг не запил из-за проблем с бизнесом.
Оставаясь с ночевкой на работе, пил почти до самого утра, а с началом рабочего дня бодрился при помощи новой рюмашки чего-нибудь горячительного. Возвращаясь домой, срывал накопившуюся злость и усталость на матери. Перед глазами до сих пор стоят его ненавидящий взгляд и ледяные руки, которыми он хватал нас, тащил и запирал в комнате.
Я сидела на полу, обхватив коленки руками, и слышала рыдания матери. С треском разлеталась посуда, за ней мебель. Потом можно было различить звуки волочения и резкие вскрики мамы. Глухие удары чередовались с хрипами и мольбами о пощаде.
Сеня каждый раз метался по комнате. Припадая к двери, выл как загнанный зверь, умоляя отца прекратить. Остервенело бил кулаком в стену. Обессиленный, закрывал уши своими хрупкими детскими ладошками или размазывал слезы по лицу.
За дверью еще долго не смолкало: мама всегда сначала что-то тихо шептала, оправдываясь, уговаривала пожалеть детей, но вскоре звуки новых ударов заглушали ее слабые стоны.
Сеня гладил меня по волосам, прижимал к себе и твердил, что всё будет хорошо. Потом братом вновь овладевал гнев, он кидался с разбегу на дверь, но попытки выбить ее никогда не приводили к успеху. Да и что мог сделать одиннадцатилетний мальчишка против куска добротной древесины? Он потирал ушибленное плечо, стиснув зубы, и снова плакал.
Я сидела молча: ужас лишал меня голоса. Когда всё стихало, мы слышали, как скрипят половицы, приближаются тяжелые шаги, а потом чья-то рука шарит по двери. Брат мокрыми от страха руками хватал меня, сажал в шкаф и накрывал покрывалом. Я делала в покрывале дырочку, чтобы можно было дышать и видеть. Наклонившись вперед, пристально смотрела на дверь.
Сеня замирал, напряженно вслушиваясь в доносившиеся звуки. Он знал, какая участь его ждет.
Дверь неизменно распахивалась от тяжелого удара ногой. Отец с перекошенным от гнева лицом нависал над братом и, грубо ругаясь, обхватывал его шею рукой. Рванув вверх, он резко отпускал свои железные пальцы, наслаждаясь увиденным. Я вздрагивала от ужаса, видя, как Сенька падает вниз и сильно ударяется головой о пол. Он слабо стонал, чувствуя, что мышцы больше не повинуются ему. Его глаза замирали, полные боли и отчаяния, когда сверху на его лицо обрушивались новые удары.
Втянув голову в плечи, словно охраняя ее от удара, я куталась в одеяло и старалась не дышать. Мне казалось, что если посильнее зажмуриться, то всё пройдет. Вот сейчас. Обязательно. Еще немного.
Я вылезала из укрытия, только когда в доме всё стихало.
Маме не пришлось собирать вещи и убегать с детьми из дома. В один из таких приступов бешенства он проломил ей череп. Вызвав скорую, рыдал над ее телом не в силах простить себя за такую жестокость.
Его осудили, и на несколько лет он ушел из нашей жизни. Мама восстанавливалась почти два года, снова училась ходить и говорить. Арсений быстро повзрослел, забросил занятия спортом, помогал бабушке ухаживать за ней и растить меня. Отец писал письма полные раскаяния, но мама выбрасывала их, не читая. Она винила себя за то, что сразу не защитила нас, за то, что долго терпела и верила в его исправление.
Освободившись, папа поселился в одном из общежитий на окраине города. Вел себя тихо, устроился на работу, водил автомобиль. Так же писал письма маме, мне, брату, искал встреч, предлагал помощь. Но мы старательно избегали этого.
Однажды пришел к нам поговорить, но все закончилось скандалом. Мы продали квартиру и уехали из того района. Маме с бабушкой взяли двухкомнатную квартиру, Арсений купил себе однушку. Я стала снимать жилье у него под боком. В целом, нам жилось не плохо. Вроде бы.
Достав из кармана ситцевый платок, мама промокнула им лоб. Часы на стене показывали 10 утра. Она сидела на стуле возле окна и смотрела на небо. Рядом на тумбочке стоял стакан с водой. В помещении было светло и тихо, по-больничному.
Я погладила брата по волосам. Светлые пряди выглядывали из складок бинтовой повязки, играя на солнышке золотыми бликами. Его сон казался таким безмятежным, расслабленные руки спокойными и сильными. Дыхание оставалось ровным. Поправив край одеяла, я встала и взглянула на показания приборов. Всё по-прежнему. Без изменений. Надеемся и ждем дальше.
- Устала? – сказала Катя, беря мою руку в свою.
- Не слышала, как ты вошла. – Тихо проговорила я. – Всё нормально. Немного болит спина, но сегодня я хотя бы немножко поспала.
- Доброе утро. – Подруга достала из пакета лекарства и положила на тумбочку. – Всё обязательно будет хорошо, - успокаивающе сказала она маме, - не нужно волноваться. Выпейте, я принесла успокоительное. Позже отвезу вас домой помыться и переодеться.
- Как там Ксюша? – Спросила я, собирая вещи.
- Ушла в школу. – Катя поправила халат и села на край кровати. - Я фильтрую информацию, но она уже совсем взрослая, и всё понимает. Лучше б ты вернулась домой, ей сейчас нужна твоя поддержка.
Повесив сумку на плечо, я нежно поцеловала брата в щеку. Меня волновала судьба племянницы, серьезного разговора было не избежать, да и сидеть вот так, сложа руки, в больнице я больше не могла. Время шло, все ждали, когда Сеня очнется и расставит всё по своим местам. Но проходил день за днем, и тишина сменялась отчаянием. Допросы, обыски, душевные беседы.