Страница 274 из 288
— Саша, — собственный голос показался девушке чужим. Он никогда не был таким мертвым, в нем всегда были краски. Раньше. — Я не Настя. Меня зовут Саша.
— Нет, Настенька, нет! Даже не пытайся! Нет никакой Саши. Нет никого. Есть только ты и я, Настя. Я и девушка с остановки, с мокрыми волосами. Правда? Скажи, правда, Настенька!
— Нет, — Саша попыталась выдернуть руки из стального хвата мужчины, но сил на это не хватило. — Меня найдут, — она ненавидела сейчас себя, ненавидела отца, ненавидела жизнь, но не меньше она ненавидела его. Не за убийство, уже не за убийство. За то, что ей пришлось услышать все это. И она хотела сделать ему больно. Так же больно, как он сделал ей.
— Кто? Кто тебя найдет, принцесса? Кто? Самарский? Он такой же урод, как твой отец. Ничуть не лучший. Он не позволит тебе любить. А ты должна любить, ты должна меня любить, принцесса.
К ней потянулись противные пухлые губы, вызывая новый порыв тошноты, грязно, противно, будто ее пытается поцеловать труп из той реки. Избитый до полусмерти труп из реки.
— Я беременна, — Саша оттолкнула мужское лицо от себя за считанные мгновения до того, как он снова стал бы вылизывать щеки, глаза, губы.
Она не знала толком, зачем это говорит. Чтоб вызвать брезгливость или жалость… Просто хотела, чтоб знал, чтоб понял, что судьба действительно циклична, с разницей лишь в том, что на этот раз — ребенок не его.
— Врешь, — Шутов сузил глаза, резко поднимаясь на ноги.
Хоть что-то у нее получилось. Новость его взволновала. Подорвавшись, он стал выхаживать взад и вперед, бросая на нее короткие взгляды. И глядя на него, почему-то безумно захотелось смеяться. Настолько, что сдержаться Саша не смогла.
Сначала смех был похож на всхлипы, ведь слезы продолжали литься из глаз, а потом… Боже, она не хохотала так в жизни, согнувшись вдвое, схватившись за живот, который грозил вот-вот лопнуть. Как же ей было смешно.
Смешно ломать его планы, смешно потому, что она знала точно — такой Настя быть не могла. Смешно потому, что она могла смеяться над собственной разрушенной под корень верой в мир вокруг.
— Ты врешь, — ее снова встряхнули, заставляя поднять затуманенный взгляд.
— Нет! — слово удалось выдавить через силу, прекращая хохотать лишь на секунду. — Нет! Я беременна! Гребаный придурок, я беременна!
— Ты врешь!
— Идиот, — уже не было страшно грубить. Что он сделает? Ударит? Убьет? Как оказалось — это не самое ужасное, что может случиться в жизни.
— Заткнись! — она его бесила. Бесила настолько, что по-детски непосредственный обычно взгляд сейчас метал молнии. — Заткнись!
— Придурок! Идиот! Какой же ты жалкий! Не смог защитить даже ту, которой дорожил. Это ты виноват! Это ты виноват в ее смерти! Ты должен был запретить возвращаться! Должен был закрыть в доме, забрать документы! Ты должен был!
— Заткнись!!! — Саша добилась чего хотела, в нем проснулась ярость. Настоящая животная ярость. Он сам думал так же, и теперь они поменялись местами. Теперь он не хочет слушать, но не может ничего поделать с ней.
— Это ты виноват! Из-за тебя она умерла! И я тебя ненавижу! Я, Настя, я тебя ненавижу! Лучше б ты тогда сдох! Я ненавижу тебя, урод! — Саша с мазохистическим удовольствием почувствовала, что щеку вдруг начало дико печь. Он не сдержался. Не сдержался, заехав по лицу. И даже в этом он был далеко не лучшим. У Самарского когда-то получилось больней. Или просто тогда она еще могла что-то чувствовать? — Я буду ненавидеть тебя каждый день. Каждую минуту. Каждую секунду. Я буду ненавидеть тебя столько, сколько ты будешь видеть во мне Настю!
Чего она ждала? Очередной пощечины, может, удара, может, крика. Она хотела этого. Невероятно сильно, больше всего на свете, хотела видеть, что ее слова доходят до самой глубины его черной души. Такой же черной, как душа ее отца, а теперь и ее собственная. Но организм снова сыграл с ней злую шутку. Набрав полную грудь воздуха, Саша собиралась повторять слова до тех пор, пока он не завоет в голос, пока не начнет умолять остановиться, и даже потом она не собиралась останавливаться, но выдохнуть не получилось…
Она попыталась снова, и снова не получилось… Еще, и еще, и еще, и снова внутри проснулся животный страх. Страх, который сильней всего. Сильней желаний, сильней чувств, сильней действительности. Она снова задыхалась. С ней такое происходило уже десятки раз… Десятки раз судьба считала, что ее время еще не настало, что и этот приступ не станет последним. Десятки раз все обходилось. Десятки раз она возвращалась в мир, преодолев оставленный когда-то самыми близкими людьми «сувенир» на память. На этот раз было не так. Теперь Саша знала, что помощи ждать неоткуда. Что на этот раз вдох сделать уже не получится. И как ни странно, перед этим осознание даже ее животный страх отступил, оставляя место пустоте. Жаль…
Саша не видела, как глаза Шутова резко расширяются, как он оборачивается, не слышала хлопка, ворвавшегося вдруг в комнату шума, она летела вниз… Летела в темноту, прося прощения у единственного живого существа, которому была действительно должна. Из нее не получилась бы хорошая мать, но все же жаль, что жизнь не дала даже попробовать.