Страница 77 из 95
Олимпиада села рядом и буквально смотрела мужу в рот.
– Строительство идет хорошо, – рассуждал вслух Филипп. – Флот беспокоит. Нутром чую, не разойтись с Афинами на узкой дорожке. Богами обиженный Демосфен ославил меня на всю Грецию. Тупица! Такого послушай, и снова будешь лизать задницу персам.
Муж Олимпиады уже потерял в боях один глаз, но не уверенность в своей правоте.
– Вместе мы сила, – Филиппа, раздражало, как можно не видеть простых вещей, – а они ради денег глотки порвут друг другу. Возглавить греков судьба сильнейшего лидера. Глупо сопротивляться воле богов.
– Солнце моё, Филипп, справишься ты с этим убогим! – Олимпиада воспользовалась моментом и прижалась щекой к его руке. – Афиняне: это вечный раздор. Одна партия, другая, третья. Найди противников Демосфена и помоги им. А если таких нет – организуй!
В мозгу у Филиппа щелкнуло.
– Ты права. Сегодня же вышлю лазутчиков.
Олимпиада ждала, пока он примет решение. Подобное повторялось часто. Сейчас такие советы больше цементировали их брак, чем страсть, хотя она признавать этого не хотела.
Ланаса выкупила раба, которого Скопас признал племянником. У серьёзно раненного скифа глаза лихорадочно блестели, но молодой организм отчаянно сопротивлялся. С помощью Скопаса они добрались в отведенный Ланасе уголок покоев, и она приступила к врачеванию. Дворец сотрясался от очередного семейного скандала.
– Вечно тебя нет, когда нужен!– визжала Олимпиада. – Вот-вот рожу, и снова волнуйся – успеешь ли ты на амфидромию*!
– Эги* недалеко, принесу жертвы богам за удачный поход. Прослежу за делами…
– А здесь принести жертвы богам нельзя?! – Олимпиада вскочила и уже орала.
– Эги древнее семейное святилище. Я не могу забросить все дела!
– Знаю я твои дела! – лицо Олимпиады стало багровым от ярости.
Распущенность Филиппа и невыполнение им обещаний доводили до бешенства.
– Третий раз обещаешь продать эту смазливую тварь! А сам перевозишь её из Пидны* в Гераклею, из Гераклеи* в Эги*.
Филиппу самому приелась толстая Ладика с претензиями, но попытки жены контролировать, не воспринимались на корню.
– Ты смеешь за мной следить? – взревел он. – Соображаешь, кому указываешь?!
Они стояли друг против друга, как два разъярённых зверя.
– В подвал на хлеб и воду, стражник два раза в день как подарок. – Придумывал Филип наказания. – Обещал продать, так и сделаю. Цену жду!!!
– Только попробуй!!! – шипела в бешенстве Олимпиада, сметая со столика вино, кубки, плоды; в стену полетела полупустая амфора и разбилась вдребезги. – Тебе небо покажется с овчинку!!!
Глаз Филиппа сверкал, тело непроизвольно приняло охотничью стойку, его пронзило желание:
– Ты зачем меня заводишь?! Дура, посмотри на свое брюхо! – грязно выругался мужчина.
Олимпиада на мгновение притихла, её тоже мучило желание обычной после таких скандалов бурной разрядки. Именно так был зачат ребёнок, который вот-вот появится на свет. Обстоятельство, препятствующее примирению, привело в еще большую ярость. Здраво рассуждать она была не в состоянии и чувствовала себя обманутой. Взревела раненым зверем:
– Ты не уедешь!!! – и запустила в Филиппа скамейкой.
Ему хотелось остаться и довести дело до конца. Мешала мысль, что по дворцу шаркается Ланаса, за последствия такого поведения, она может пустить под откос всё.
– Если бы не старая ведьма, – шипел он, – не миновать тебе трёпки!
Увернувшись от скамейки, Филипп боковым зрением увидел, как Олимпиада схватилась за бок. Очередная уловка решил он. Вмиг собравшись, с небольшим отрядом вылетел за ворота дворца.
Олимпиада, как выброшенная на берег рыба, хватала ртом воздух и корчилась от боли. Тишину дворца пронзил её крик: начались роды. Ланаса, едва закончив с раненым, сразу поняла смысл вопля и поковыляла к роженице, по пути отдавая привычные распоряжения. К вечеру родилась дочь. С девочкой всё было в порядке. У Олимпиады открылось кровотечение. Ланаса срочно послала за амазонкой:
– Тира, закат на пороге, немедленно отправляйся на болота, благо, они здесь везде. Землю носом рой, но найди свежий корень аира.
Тира рванула на поиски. От колонны второго этажа дворика-колодца тенью отделилась неприметная фигурка. По дворцу поползли слухи. Заносчивая чужеземка, которая железной рукой держала в страхе весь дворец, при смерти. Вряд ли доживет до утра: бабка приступила к жертвоприношениям.
Ланаса действительно провела обряд. Заварила и дала Олимпиаде корень аира, принесенный Тирой. Поручила амазонке заботы о внучке.
Олимпиада, на рождение дочери отреагировала отчаянием:
– Не приедет на амфидромию. Он так хотел сына, особенно после того, как Арридей стал идиотом, – жаловалась она бабушке.
Перед мысленным взором Ланасы встала картина, как она гладила первого сына Филипа по головке и протянула угощение – несколько орешков и маленький плод дурмана.
– Тебе нельзя волноваться, – тихо сказала она, опуская глаза, – Лучше выпей.
Старая жрица протянула внучке настой шиповника со снотворным.
– Всё будет хорошо, – добавила она, убедившись, что кровотечение стало меньше.
Олимпиада провалилась в целительный сон. Ланаса поправляла, обмывала, устраивала роженицу. Шатаясь от усталости, она вышла в прибранный после шабаша оскорблённой жены дворик.
Стояла чудная ночь. Звезды, как бриллианты на чёрном бархате, сверкали совсем низко. В темноте не сразу заметила мальчика, который присел возле большой краснофигурной амфоры и с тревогой всматривался в бабушку, пытаясь понять, как дела у матери. Ланаса улыбнулась и раскрыла объятия:
– Александр!
– Мама не умрёт? – с тревогой в голосе поднял к ней серьёзное личико внук, уютно устраиваясь рядом на лежанке.
– С чего ты это взял? – удивилась Ланаса.
– По дворцу ходят слухи, что мама к утру умрёт, – ребёнок едва сдерживал слезы, – Фила сказала: «Так и надо этой эпирской выскочке!».